– Вы ж сгорите! – встревая по привычке не в свои дела, замечает Катерина Петровна.

В один прекрасный день ее слова неожиданно стали пророческими.

За обедом Светка ни с того ни с сего плохо себя почувствовала. После обеда мы, как обычно, поднялись в свою комнату, повалялись, немножко вздремнули. Это тоже был ритуал – час-полтора отдыха перед ужином. Дальше желательно было вымыть голову и обязательно навести марафет, потому что ужинать у нас было принято в столовой большого дома при свечах, под легкую музыку и непременно с шампанским. Мы со Светкой выряжались в вечерние платья, а Кирилл появлялся за ужином в строгих черных брюках и отутюженной белой рубашке. Ужин был легким – мы много пили, разговаривали и по очереди танцевали с Кириллом.

Но вдруг в один из таких вечеров Светка сказала, что не может встать с кровати: тошнит, кружится голова.

– Солнечный удар… Сглазила меня Катерина Петровна!

Я думала, что при солнечном ударе нужно приложить к голове лед, опустить шторы и подождать, когда под действием принятых мер мучительное, болезненное состояние исчезнет. Но оказалось – богатые плачут меньше. К расхворавшейся Светке тотчас примчалась Катерина Петровна с упаковкой специальных таблеток, помогающих при солнечном ударе. Таблетки, объяснила сторожиха, страшно дорогие и доставлены ей непосредственно из Швейцарии. Кем уж там доставлены, неизвестно. Только факт остается фактом – Катерина Петровна и в вопросе лекарств находилась на высоте. Вообще, исключительно благодаря ее кипучей деятельности обитатели Раздольного ни в чем не чувствуют недостатка.

– Ну как? Вам уже лучше? – пытала она несчастную Светку.

– Немножко, – отозвалась Светка слабым голосом. – А ты иди, Ал, иди поужинай. Что же ты будешь голодная весь вечер?

– Да не хочу я есть! С тобой посижу, если вдруг чего…

– Иди! – За спиной у Катерины Петровны Светка скроила угрожающую физиономию.

«Иди немедленно, а то она догадается», – без труда читалось на Светкином лице.

– Конечно, Алла Викторовна, я уж и на стол там накрыла! Идите покушайте, а мы тут со Светланой Михайловной…

Убедившись, что сопротивление бессмысленно, я молча поплелась в ванну. Душ, подготовка лица к макияжу, укладка волос – наступит ли то благословенное время, когда я наконец-то смогу отдохнуть от этих процедур? На безымянном пальце левой руки ободрался лак – срочно перекрасить!.. Да, и что бы надеть? Что-то неброское, а то Светка, не ровен час, решит, что я намереваюсь увести ее драгоценнейшего Кирилла. Странное слово «увести» – Кирилл же не лошадь…

Под напряженным Светкиным взглядом я извлекла из шкафа черный трикотажный джемпер, прямую оранжевую юбку и черные босоножки без каблука и в таком неказистом виде отправилась ужинать.

Кирилл дожидался нас в столовой.

– Света не придет, она заболела, – сказала я, усаживаясь напротив.

– Что с ней?

– Ничего страшного. Перегрелась на солнце… Да она скоро поправится, вы не волнуйтесь. – Я чувствовала себя почти Анной Павловной Шерер, императорской фрейлиной, запускающей веретено светской беседы в гостиной. – У Катерины Петровны нашлось лекарство от солнечного удара. Очень хорошее, швейцарское, безо всяких побочных эффектов, и, если Света будет соблюдать все необходимые меры…

– Вам шампанского? – невежливо оборвав робкую ниточку моих слов, предложил Кирилл. – Или муската? Очень неплохое вино.

– Пожалуй, муската… Вы не расстраивайтесь – она поправится уже завтра.

Не замечая моих потуг на светскость, Кирилл равнодушно попивал мускат. Я тоже сделала большой глоток нежно-желтого кисловато-сладкого вина и взяла с блюда кусок копченой осетрины.

– Хотите, потанцуем?

– Нет, благодарю, я немного устала. К тому же мне кажется неудобным устраивать танцы, когда хозяйка дома больна.

– Вы сами сказали: ничего серьезного.

– А все же…

– Послушайте, Алла, – Кирилл подлил в мой фужер еще вина, – послушайте, вам нравится жить в Раздольном?

– Видите ли… – Как это ни парадоксально, я не знала ответа на заданный им вопрос. Светка организовала нашу жизнь таким образом, что совершенно некогда было думать. – Да, мне здесь очень…

– Напряженно! – неожиданно закончил мою мысль Кирилл.

– Почему вы так думаете?

– Это заметно. Вы как будто… не в своей тарелке. Да и не одна вы.

– А кто же еще?

– Я тоже испытываю здесь напряжение. Страшное… Нечеловеческое!

– Отчего же это?

– А вы не догадываетесь?

– Зачем вы говорите со мной об этом, Кирилл? Сказали бы Свете, а лучше бы просто уехали, придумав предлог поблаговиднее.

– Это невозможно – уехать.

– Так уж и невозможно?!

– Светлана… Она для меня…

– Не понимаю! Вы только что мне сказали, что тяготитесь ее обществом.

– Вы не поняли! – Казалось, еще немного – и Кирилл потеряет самообладание. – А скорее всего, поняли, но делаете вид… Не ее общество тяготит меня, а вся эта фальшивая обстановка! Этот фарс!

Я с удовольствием отхлебнула изумительного мускатного вина и, немного поколебавшись, развернула красно-золотистый фантик халвы в шоколаде. Предложила миролюбиво, как можно мягче:

– Давайте сменим тему, Кирилл. Мне неловко обсуждать с вами это.

– А вы только представьте, каково мне! Роман пригласил меня в Раздольное, а я, получается… я наставляю ему рога.

– Так и не наставляйте! Возвращайтесь в город.

– А что я Свете скажу?

– Скажете, что есть: вам тяжело врать. Откровенно говоря, мне кажется, что от этого вашего признания все почувствуют себя легче.

– Но Света… Мне страшно обидеть ее! Она и так постоянно страдает… страдает из-за меня! Но что я могу для нее сделать?! Я ушел из семьи, бросил детей, жену. А что дальше? Мы все равно никогда не сможем пожениться.

– Почему?

– Да что я могу предложить ей? Свою мастерскую?

– Но вы можете поселиться здесь, в Раздольном. В ее доме.

– Да она на это никогда не пойдет! Светлана дорожит репутацией…

– А вы, – перебила я, – вы, Кирилл, постарайтесь уговорить ее. Объясните, что без нее у вас не будет нормальной жизни. У вас без нее, а у нее – без вас! А когда вы поселитесь в Раздольном…

– Да мы никогда не поселимся в Раздольном! Слышите: никогда!!! Не пойму, для чего только вы меня дразните?! И так тошно! Неужели вы не видите, что больше всего на свете она любит свою работу! Свой банк! Свои деньги!

– Не смейте так говорить о Светлане! – забыв про политес, прикрикнула на него я. – Да Света самый искренний, самый бескорыстный человек из всех, которых я встречала когда-либо! А что до денег – вы же, наверное, ничего не знаете о ней! Света в буквальном смысле вышла из нищеты: ее мать пила по-черному, отец их бросил. Все детство – впроголодь, в обносках! Если бы вы могли представить, как тяжело приходилось ей в жизни, вы бы поняли: ее интерес к деньгам – всего лишь небольшой перекос, возникший под гнетом трудных обстоятельств… Да я уверена, что не в деньгах дело. Света любит работу, а не деньги! Ах, это так здорово – любить свою работу! Работа не предаст, не кинет в трудную минуту… Простите, я, может, глупости говорю, но мне иногда кажется, лучше любить дело, чем человека. По крайней мере, любить дело надежнее… А вдруг так кажется не мне одной?.. Вы просто должны убедить Свету в своей надежности, и тогда, я уверена, она не станет отказываться связать свою судьбу с вами.