– Гала, поди сюда, принеси мне подушку и крепко сожми мою руку. Может быть, мне удастся заснуть. Я уже меньше боюсь. Здесь так хорошо в этот час.

И я наконец задремал под шум нескончаемых разговоров, ощущая крепкий дух, исходящий от этих гомерических рыбаков. Когда я проснулся, их уже не было. Похоже, ветер утих. Гала склонялась надо мной, оберегая мой сон, заботясь о моем возрождении (Гала Градива раз уже излечила меня своей любовью от безумия. Спустившись на землю, я преуспел в «славе» сюрреалиста. Однако новая вспышка безумия угрожала этому успеху, так как я полностью ушел в воображение. Надо было разбить эту хризолиду[3]. И реально поверить в свое творчество. Она научила меня ходить, а теперь необходимо идти вперед, как Градива. Надо было разорвать буржуазный кокон моего страха. Или безумен, или жив! Я вечно повторял: жив – до самой старости, до самой смерти, единственное мое отличие от сумасшедшего – то, что я не сумасшедший. Как хризолида, я был закутан в шелковую нить своего воображения. Надо было разорвать ее, чтобы паранойальная бабочка моего разума вышла из нее преображенной, живой и естественной. «Заточение», условие метаморфозы, без Гала угрожало стать моей собственной могилой.

– Встань и иди, – велела она. – Ты ничего еще не успел. Не торопись умирать!

Моя сюрреалистическая слава ничего не будет стоить до тех пор, пока я не введу сюрреализм в традицию.

Надо было, чтобы мое воображение вернулось к классике. Оставалось завершить творение, на которое не хватило бы оставшейся мне жизни.

В этом убеждала меня Гала. Мне предстояло, не останавливаясь на достигнутом смехотворном результате, бороться за главные вещи: первое из которых – воплотить в классику опыт моей жизни, придать ему форму, космогонию, синтез, вечную архитектуру».

Конечно, у Дали были проблемы с психикой, и именно Гала помогла ему преодолеть все: робость, болезнь, страхи, депрессию, перепады настроения, его шизофреническое сумасбродство, превратив весь этот «коктейль» в отличительный шарм гениального художника, чье имя надлежит знать всему миру. Не будь ее, провинциальный каталонец никогда бы не состоялся как масштабная творческая личность.

В это пространном отрывке – вся жизнь Сальвадора с его Градивой – такая, какая она была и в 30‑е, и в 40‑е, и в 50‑е и в последующие годы их совместной жизни. Они не мыслили жизнь друг без друга.

За это он – великий Дали, созданный гением величайшей женщины, – запечатлел ее на множестве своих полотен, ставших поистине бесценными для коллекционеров.

Вот и биограф супруги Сальвадора Дали Доминик Бона подмечает:

«С тех пор, как Дали познакомился с Гала… он не перестает ее рисовать. Но если каждое из его устных или письменных высказываний постоянно льстит его музе, является подлинной любовной песней, то на картинах он не приукрашивает Гала.

Конечно, художник воссоздает ее образ в своих фантазмах, интерпретирует его так, как ему подсказывает его безудержное воображение, пишет ее такой, какой она является на самом деле – телом и душой, – и делает это с беспощадным реализмом, без особой нежности.

Гала сложена безупречно пропорционально.

У нее узкие плечи, прямая спина, маленькие груди с острыми сосками, очень узкая талия, широкий таз, красивые ягодицы, крепкие бедра и очень стройные ноги, как у статуи Майоля. Несмотря на то что тело ее великолепно и имеет идеальные, словно у античной статуи, пропорции, Гала нельзя назвать красивой. Дали каждый раз с безжалостной точностью и с маниакальной тщательностью подчеркивает слишком крупные черты ее лица. Из-под его кисти она чаще всего выходит уродливой: кричащее освещение ей не льстит, а наоборот, еще больше подчеркивает ее недостатки. И тем не менее, как только Гала появляется на полотне, можно признать, используя терминологию кино, что она производит впечатление.

Нельзя сказать, что от нее исходит шарм. Но она обращает на себя внимание, на картине она живая.

Гала отличают две главные черты: посадка головы и взгляд. Голову она держит по-королевски, как человек, гордый собой. Глаза ее как смоль взгляд у них ледяной. Как смоль – потому что глаза ее черны, бесконечно черны, а ледяной – потому, что взгляд ее суров и холоден.

В какую бы позу ни посадил ее Дали, будь то анфас, в профиль, вполоборота или даже спиной, Гала заполняет все полотно, затмевая все остальное…

Моя жена, обнажённая, смотрит на собственное тело, ставшее лесенкой, тремя позвонками колонны, небом и архитектурой. Художник Сальвадор Дали. 1945 г.

Напрасно Дали уродует ее, кладя ей на голову омара или цепляя на кончик ее длинного носа самолет, как на «Портрете с омаром» (1934 год), или напяливает на нее ужасную кепку с козырьком и изображает на ее лице чудовищную ухмылку на картине, где она веселится в компании вместе с Лениным и Горьким (Гала и Ангелус Милле, предвещающий наступление конических анаморфоз, 1933). Гала нельзя изобразить карикатурно: в каком бы невыгодном свете ее ни изображал Дали, она высоко держит голову и не боится своего собственного образа. Ей даже нравится, что ее рассматривают».

Верно подмечено: у Гала на всех картинах жизнелюбивый вид, потому что только одна Гала для Дали олицетворяет инстинкт жизни и мировое равновесие. «Я преклоняюсь перед Гала, я подчиняюсь ей полностью и в духовном смысле», – совершенно искренне признается художник.

Посещение Америки, совершенное четой Дали в 1936 году, способствует росту известности эпатажного творца. Благодаря расторопной и прагматичной Гала Сальвадор знакомится с английским коллекционером Эдвардом Джеймсом, который вплоть до 1938 года будет оказывать художнику финансовую поддержку.

В том же 1936‑м Дали пишет свою работу под названием «Мягкая конструкция с вареными бобами, или Предчувствие гражданской войны». Немногим позже Дали сделает заявление: «Название «Предчувствие гражданской войны», которое я дал этой картине за шесть месяцев до ее начала, – типичное проявление далианского дара ясновидения». На его картин изображено огромное человеческое тело, на котором кишмя кишат руки и ноги, «удушающие друг друга в приступе безумия».

Однако не только Дали в то время и в том месте (30‑е годы, Испания) предвидел бурные события. Друг Сальвадора поэт-авангардист Федерико Гарсиа Лорка в своем стихотворении «История и круговорот трех друзей» (1930) реально предчувствовал гражданскую войну, собственную гибель и неизвестность места своего захоронения. Так и случилось впоследствии: в Испании началась междоусобица, а талантливый, страстный поэт в самом начале гражданской войны был схвачен и казнен франксистами недалеко от Гранады. Уже в наше время – в 2008‑м – была проведена эксгумация тел общей могилы, в которой должно было покоиться тело Лорки. Однако ни в ней, ни в других восемнадцати братских могилах останков поэта так и не нашли…