Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось?
На этот раз во взгляде Миру появилось беспокойство. Ее глаза сверкали. Тонкая морщинка на ее левом веке выглядела глубже, чем на правом. Я никогда прежде так близко не видела ее глаза, обычно глядела на ее покрытые шрамами руки. Ветер трепал блестящие черные волосы и бросал их на лоб Миру. Были ли настоящими все фразы и размышления о руках, которые Миру написала в тот день, или оказались всего лишь плодом воображения? После записи Мен Сё: «С уважением преклоняю голову перед руками, загрубевшими от работы» Миру добавила длинное замечание: «Держа кого-то за руку, вы должны знать, когда отпустить ее. Если вы не использовали шанс отпустить руку, так беспечно схваченную, вы чувствуете себя неловко и неуютно».
Напротив университета автобус остановился, я вышла и стала подниматься наверх из подземного перехода, тут неожиданно столкнулась с ним. Я поприветствовала его пожатием руки. Его худая ладонь, словно состоящая из одних лишь костей, обтянутых кожей, лежала в моей ладони. И тем не менее в ней чувствовалась сила. Он улыбнулся одними глазами и крепко пожал в ответ мою руку. В тот момент я должна была отпустить его, но мы пошли дальше, держась за руки. Приятная легкость исчезла, и вскоре мы оба умолкли. Мы упустили шанс спокойно и естественно отпустить друг друга, и я все явственнее ощущала его прикосновение. Мне было неловко резко отпустить его руку, но я не могла продолжать и дальше держать ее. Я так сильно разволновалась, что моя ладонь стала горячей. И его охватили, вероятно, такие же чувства. Держась за руки и мучаясь от неопределенности, мы в полном молчании продолжали идти к университету. Я не могла избавиться от навязчивой мысли, когда же отпустить его ладонь, и чувствовала в себе нарастание жара. Я шла вперед без ума от тревоги и постепенно поняла, что начинаю успокаиваться. Улицы наполнял шум, но я ничего не слышала и не видела. И даже страх, что нас могут узнать, растаял, словно легкий снег. В тот момент мне хотелось бесконечно идти рядом с ним, держась за руки. Мы прошли отель, прошли книжную лавку и магазин одежды. Мы прошли мимо ресторана, откуда доносился аромат лапши удон, и все так же, рука об руку, молча поднялись по лестнице, по обе стороны которой росли высокие деревья, к светофору на главной улице недалеко от ворот университета. Мы пересекли улицу и прошли мимо театра. Студенческий городок оживленно гудел. Студенты сидели на скамейках, толпились около телефонов-автоматов и доски объявлений. Он взглянул на меня и спросил:
– Ну а теперь я могу получить назад свою руку?
Он словно спрашивал у меня разрешения. И я наконец отпустила. Он похлопал меня по плечу и один направился к зданию. Я подумала, был ли человек, о котором написала Миру, профессором Юном?
– Юн, отпусти мою руку. Ай!
Я ослабила хватку.
– Ты и Мен Сё так же схватила за руку?
– Что?
– Ну и сила у тебя!
Мы взглянули друг на друга и расхохотались. Миру попыталась отдернуть свою ладонь, но я не отпускала ее.
Неожиданно Миру спросила:
– Хочешь вместе со мной пойти в бани на Тунсан в три часа в субботу?
Эти бани располагались по соседству с моим домом, но внутрь я ни разу не заходила. Из окна своей комнаты я могла разглядеть красную кирпичную трубу между старыми домиками с выведенной белой краской надписью: «Бани Тунсан».
– Ты приглашаешь меня в общественную баню?
– Да.
Она впервые пригласила меня куда-то одну. И только подумать куда – не в кино и не в кафе, а в общественную баню? Я бросила взгляд на Водопада. Он стоял на крепостной стене и указывал на восток, словно его тело превратилось в компас, ориентирующий других, где находится Самсендон и Чхансиндон. Он объяснял, что мы поднялись на западный склон горы Нак и внизу как раз лежит Тунсандон, с одной стороны – Ичхвадон, с другой – Чхуншиндон. Заходящее солнце заливало дома к востоку от горы сверкающим золотом своих лучей. Озаренный этим светом Мен Сё обернулся и взглянул на нас с Миру. Впервые в жизни я забралась так высоко, чтобы полюбоваться закатом солнца над городом.
* * *
Нацуме Сосеки был высокоуважаемым в Японии писателем династии Мэйдзи. В юности за успешную учебу его отправило в Англию продолжать образование японское правительство, выделив стипендию. Его жизненный опыт в Англии оказался столь печальным, что некоторое время он страдал от нервного расстройства. Он забросил преподавательскую деятельность в Токийском Императорском университете и весьма уважаемую должность профессора, чтобы полностью заняться написанием романов. Возможно, сочинительство оказалось для него единственным способом принять и пережить удар, нанесенный его душе современной реальностью. Говорят, в последние годы своей жизни он по утрам изучал английскую литературу и писал прекрасные фантастические рассказы, а после полудня составлял сборники китайской поэзии. В течение дня он словно путешествовал с Запада на Восток. Некоторые считают, что это признак его глубины и утонченности, но мне кажется, причиной всему явилась напряженная душевная борьба от нежелания попасть под влияние только одной стороны.
Сегодня, когда я сидел на деревянном настиле на крыше дома, где живет Юн, она вдруг протянула мне записную книжку Миру и воскликнула:
– Только взгляни на это!
С тех пор как мы вместе по очереди записывали по предложению, прошло довольно продолжительное время, и теперь собирались начать все сначала. Миру отправилась помыть руки, прежде чем мы примемся за дело.
В записной книжке Миру оказался список людей, пропавших при странных обстоятельствах, и детали этих исчезновений. Интересно, смогла бы она выяснить, что произошло с другом ее сестры Мире, а затем написать об этом на страницах своей записной книжки? Чем сильнее они с сестрой погружались в поиски, тем больше узнавали историй пропавших людей и ужасные подробности их обнаружения. Но о друге Мире ничего не было известно. Пока Юн рылась в записной книжке, я откинул назад ее черные волосы и пристально вглядывался в лицо. Ее темные глаза вопросительно смотрели на меня.
– Ты не можешь пойти с Миру просто так, за компанию. – Я говорил громко, как человек, потерявший самообладание, но она лишь спокойно смотрела на меня. – Обещай мне. Пообещай, что не пойдешь вместе с Миру искать этого человека.
Юн не могла понять, о чем я говорю. Она поинтересовалась, в чем дело, и снова уткнулась в записную книжку Миру.
– Юн, не позволяй Миру уйти.
И словно все еще не понимая меня, она снова перевела взгляд с меня на записную книжку, а затем вдруг поцеловала меня в губы.
Коричневая Книга – 5
В субботу, когда я собиралась на встречу с Миру, он позвонил.
– Чем ты занимаешься?
– Собираюсь увидеться с Миру.
– С Миру?
Я могла бы просто все ему рассказать, но почему-то колебалась. Раньше он всегда и везде ходил вместе с нами.