* * *

В памяти большинства из нас запечатлелись определенные образы, связанные с русской кампанией Наполеона 1812 года, и в частности картины катастрофического отступления Великой армии, утопающей по колено в снегу и преследуемой казаками.

Эти образы навеяны научно-историческими книгами, которые нередко иллюстрируются внушающими ужас репродукциями картин А. Ж. Гро и Ж.-Л. Э. Месонье, а также, у многих из нас, чтением знаменитого романа Л. Н. Толстого «Война и мир». Несмотря на наличие указанных источников, мы имеем смутное представление о тех событиях. Одного из ведущих представителей средств массовой информации я в ходе разговора о возможности постановки фильма на данную тему спросил, известно ли ему, когда именно Наполеон вошел в Москву. Тот, потратив изрядное время на почесывание в затылке и перебирание в голове всевозможных вариантов, ответил, что в мае.

Увы, нет! Гораздо позже! Наполеон вошел в Москву 14 сентября, то есть в начале осени и незадолго до того, как на необъятных просторах России выпал первый снег. Мне самому довелось испытать нечто подобное по пути на рабочую встречу с руководством Польши, которая проходила на юго-востоке страны, в непосредственной близости от границы с СССР. Мы вылетели из варшавского аэропорта, где приземлился военный самолет, доставивший меня из Парижа, в южном направлении, намереваясь добраться до Жешува, расположенного у подножья Карпатских гор. Деревья за городом стояли в зеленой листве, на небе — ни облачка. Когда мы поднялись на борт вертолета, который должен был доставить нас в конечную точку маршрута — имение, где по обыкновению собирались польские руководители, — пилот предупредил меня:

— Погода меняется, скоро пойдет снег, и мы рискуем попасть в тряску.

К несчастью, его прогноз оправдался. Через полчаса полета небо почернело, и наше воздушное судно стало потряхивать. Через каких-то четверть часа погода переменилась окончательно. Вертолет под порывами ветра стал совершать резкие скачки, словно кто-то наносил сильные удары по кабине. Переводчик с польской стороны, которого руководство включило в состав нашей делегации, сидел мертвенно-бледный от страха. Потом он вытянулся на полу, испуская стоны. От испуга у него случился сердечный приступ. По прибытии его пришлось выносить на носилках.

Из иллюминатора я силился разглядеть небо. Но взгляд мой натыкался лишь на снежную бурю, переливавшуюся всеми оттенками серого. Я был зачарован этим ураганом, набегавшими друг на друга волнами густых облаков, гряды которых мы пересекали. Именно тогда, подобно Виктору Гюго, разглядевшему рисунки в чернильных пятнах, я стал видеть смутные тени, силуэты людей в медвежьих шапках, с мешками за спиной и в белых гетрах, которые боролись с ветром, силясь идти вперед. Моему взору открылось ужасное зрелище движения навстречу смерти, начавшегося с приходом зимы.

Наполеон вошел в Москву 14 сентября 1812 года, оставил город только 19 октября, спустя больше месяца, и прибыл на обратном пути в Смоленск 9 ноября. И лишь 23 октября маршал Мортье приступил к полномасштабному выводу войск из Москвы. Уже тогда их дорогу стали усеивать трупы лошадей — первые из числа тех 30 тысяч животных, которым суждено было погибнуть от холода.

Чего ждал Наполеон? В чем смысл этой тридцатичетырехдневной задержки? Какие планы и проекты вынашивал он в своей гениальной голове? И как мог не чувствовать смертоносного приближения зимы, которая готовилась нанести удар?

* * *

Кампания началась под фанфары. Министр военной администрации Лакюэ де Сессак великолепно организовал переброску к русской границе многочисленных воинских формирований, входивших в состав Великой армии, — французских, вюртембергских, прусских, польских, итальянских, неаполитанских, австрийских, богемских и даже, как ни странно, испанских и португальских полков. На протяжении всего пути следования войск тыловые службы оборудовали места для привалов, где можно было расположиться на отдых, пополнить запасы продовольствия и фуража. Несмотря на предпринятые усилия, а также деятельность поставщиков вооружения и спекулянтов, произошла задержка, и на левом берегу р. Неман, проходившей по границе Российской империи, наполеоновская армия оказалась только в начале июня 1812 года — в разгар военного сезона.

Война не была объявлена, и последовали странные переговоры между двумя бывшими союзниками по Тильзитскому мирному договору — императором Наполеоном, расположившимся на территории Варшавского герцогства, и императором Александром, остановившимся в городе Вильно (Лифляндская губерния), который французы Великой армии окрестили Вильной. Прежде чем неприятель переправился через Неман, являвшийся границей Российской империи, Александр отправил к Наполеону посланника с последним предложением провести переговоры.

Это был генерал и министр полиции Балашов в сопровождении своего адъютанта. В лифляндской деревушке они присоединились к Мюрату, шедшему им навстречу и одетому, по своему обыкновению, в ярко+красный мундир, вызывавший у русских усмешку. Император отказался принять посланника Александра и оставил его под присмотром маршала Даву. Лишь через два-три дня после прибытия Балашова Наполеон согласился дать ему краткую аудиенцию.

Каждый из них сознавал, что в голове Наполеона война была делом решенным. Он не стал бы приводить в действие столь колоссальную военную машину, если бы не намеревался воспользоваться ею, чтобы сокрушить русскую армию и дойти до Москвы. Военные всех званий с воодушевлением ждали приказа о переправе через реку.

Не было точно известно, где находится русская армия, собранная Александром для защиты страны: стоит ли в нескольких километрах от Немана или ждет нападения дальше? Военачальники Великой армии, в том числе самые блестящие маршалы империи — маршал Бертье, которого называли князем Невшательским, Мюрат, Ней, Даву, Удино, Понятовский и вице-король Италии Евгений Богарне, командовавший итальянским пехотным корпусом, — ждали скорого столкновения с русской армией и громкой победы над ней, открывавшей путь на Москву.

* * *

Наполеон был убежден, что русская армия готовится дать сражение сразу на противоположном берегу реки, где он рассчитывал ее уничтожить. Он не рассматривал возможность затяжного марша, который ослабил бы его армию и лишил бы его плодов победы. Он искал возможность скрытно перейти Неман, обманув противника, сопротивление которого предвидел.

По армии пробежал слух, что император явится ночью, чтобы наметить вероятные места для переправы. Дабы его не узнали, он сменил свой мундир гвардейского егеря на форму польского легкого кавалериста. Изумленное население окрестностей Ковно помогло императору в его затее с переодеванием. В полночь 23 июня Наполеон побывал на берегу реки. Утром 24 июня огромная масса солдат переправилась через Неман по трем мостам, наведенным понтонерами.