- Я не смогу снова надеть их, - прошептала Темпл. - Не смогу.

- И не надо, раз не хочешь. Отдай Минни, хотя не знаю, что ей с ними делать, разве что...

Собачки за дверью заскулили громче. Послышались приближающиеся шаги. Дверь отворилась. Вошла горничная-негритянка, неся поднос с бутылкой пива и стаканом джина, собачки вертелись у нее под ногами.

- А завтра откроются магазины, и мы, как он велел нам, пойдем с тобой за покупками. Я всегда говорила, что его подружка будет ходить в бриллиантах; вот увидишь, если я не... - Она грузно повернулась и подняла кружку, когда собачки вспрыгнули на кровать, а потом к ней на колени, злобно фыркая друг на друга. Их похожие на бусинки глаза сверкали с неистовой свирепостью, приоткрытые пасти обнажали острые, как иглы, зубы.

- Реба, - сказала мисс Реба, сгоняя их, - пошла вниз! И ты, мистер Бинфорд. - Их зубки защелкали возле ее рук. - Вот только укуси меня, вот... Поняла, мисс... Как тебя зовут, милочка? Я что-то не расслышала.

- Темпл, - прошептала та.

- Я спрашиваю имя, а не фамилию, милочка. У нас тут попростому.

- Это имя. Темпл. Темпл Дрейк.

- У тебя мальчишеское имя, да? Минни, выстирала ты вещи мисс Темпл?

- Да, мэм, - ответила горничная. - Сейчас они сушатся за печкой.

Она подошла с подносом, робко отпихивая собачек, а те хватали ее зубами за ноги.

- Хорошо отстирала?

- Пришлось повозиться, - ответила Минни. - Эта кровь, похоже, труднее всего...

Темпл конвульсивным движением отвернулась и спрятала голову под одеяло. Ощутила руку мисс Ребы.

- Ну-ну. Будет. Вот, выпей-ка. За мое здоровье. Я не допущу, чтобы подружка Лупоглазого...

- Не хочу, - ответила Темпл.

- Ну-ну, - сказала мисс Реба. - Выпей, станет полегче.

Она приподняла голову Темпл. Та вцепилась в одеяло у самого горла. Мисс Реба поднесла стакан к ее губам, Темпл выпила и снова легла, плотно завернувшись в одеяло, над ним были видны лишь черные, широко открытые глаза.

- Держу пари, полотенце у тебя съехало, - сказала мисс Реба, кладя руку на одеяло.

- Нет, - прошептала Темпл. - Все в порядке. Оно на месте.

И сжалась, съежилась; видно было, как ее ноги согнулись под одеялом.

- Минни, ты звонила доктору Куину? - спросила мисс Реба.

- Да, мэм. - Минни наполняла из бутылки кружку, по мере наполнения там поднималась вялая пена. - Он говорит, что не ходит на вызовы по воскресеньям.

- А ты сказала, кто его вызывает? Сказала, что он нужен мисс Ребе?

- Да, мэм. Он говорит, что не...

- Иди, скажи этому су... Передай, что я... Нет, постой. - Мисс Реба тяжело поднялась, - Ответить такое мне, хотя я могу трижды посадить его в тюрьму.

Она заковыляла к двери, собачки суетились возле ее войлочных шлепанцев. Горничная последовала за ней и прикрыла дверь. Темпл было слышно, как мисс Реба бранит собачек, с ужасающей медлительностью спускаясь по лестнице. Потом все стихло.

Шторы, тихо шелестя, легко трепетали на окнах. Темпл услышала тиканье часов: Они стояли на каминной решетке, покрытой зеленой гофрированной бумагой. Часы были из раскрашенного фарфора, их поддерживали четыре фарфоровые нимфы. Там была всего одна стрелка, витая, позолоченная, находилась она между десятью и одиннадцатью, придавая остальной части циферблата недвусмысленное притязание, что он не имеет никакого отношения ко времени.

Темпл поднялась с кровати. Придерживая обернутое вокруг бедер полотенце, крадучись, направилась к двери, так напрягая слух, что глаза ее почти ничего не видели. Наступили сумерки; в тусклом зеркале - светлом прямоугольнике в темном конце комнаты - она мельком увидела свое отражение, похожее на тусклый призрак, бледную тень, движущуюся с запредельной таинственностью тени. Подошла к двери. Сразу же послышалось множество противоречивых звуков, сливающихся в одну угрозу, она принялась неистово шарить рукой по двери, нащупала засов и, выпустив полотенце, задвинула. Потом, отвернув лицо в сторону, подняла полотенце, побежала, бросилась в постель, натянула одеяло до подбородка и замерла, прислушиваясь к тайному шепоту своей крови.

В дверь долго стучали, но она не отвечала.

- Это доктор, милочка, - хрипло пропыхтела мисс Реба. - Иди открой. Будь умницей.

- Не могу, - ответила Темпл, голос ее звучал слабо, тихо. - Я в постели.

- Иди открой. Доктор хочет привести тебя в порядок, - она тяжело дышала. - Господи, хоть бы еще раз вздохнуть полной грудью. Я вот уже... Темпл услышала, как под дверью возятся собачки. - Милочка.

Темпл поднялась с кровати, придерживая полотенце. Бесшумно подошла к двери.

- Милочка, - сказала мисс Реба.

- Постойте там, - сказала Темпл. - Дайте мне вернуться в постель.

- Вот молодчина, - похвалила мисс Реба. - Я знала, что она будет умницей.

- Считайте до десяти, - сказала Темпл. - Ну что, будете считать? спросила она сквозь дверь. Беззвучно отвела засов, повернулась и побежала к кровати, торопливо шлепая босыми ногами.

Доктор был полноватым человеком с редкими вьющимися волосами. Его очки в роговой оправе нисколько не искажали глаз, словно в них не было линз и он косил их просто для вида. Темпл глядела на него, натянув одеяло до горла.

- Прогоните их, - прошептала она. - Пусть они уйдут.

- Ну-ну, - сказала мисс Реба. - Он приведет тебя в порядок.

Темпл вцепилась в одеяло.

- Если только маленькая леди позволит... - сказал доктор. На лбу его красовались залысины. В уголках рта залегли складки, губы были полными, красными, влажными. Карие, с металлическим блеском глаза за стеклами очков, напоминали крошечные велосипедные колеса на головокружительной скорости. Он протянул пухлую белую руку с масонским перстнем, поросшую до середины пальцев рыжеватым пушком. Прохладный воздух овеял нижнюю часть тела Темпл; глаза ее были закрыты. Лежа на спине и стискивая ноги, она начала плакать, безнадежно, смиренно, как ребенок в приемной дантиста.

- Ну-ну, - сказала мисс Реба. - Еще глоток джина, милочка. Тебе станет легче.

Потрескавшаяся штора, колеблясь, с легким шорохом о раму, впускала в комнату тусклые волны сумерек. Из-под шторы тягучими, словно дымовой сигнал, струйками, вплывал сизый сумрак, постепенно сгущающийся в комнате. На фарфоровых нимфах часов приглушенно мерцали гладкие округлости: колени, локти, бока, руки и груди в положениях чувственной лености. Уподобившееся зеркалу стекло однорукого, словно ветеран войны, циферблата, казалось, удерживало весь неподатливый свет, храня в своих тихих глубинах застывший жест уходящего времени. Половину одиннадцатого. Темпл лежала в постели, глядя на часы и думая о половине одиннадцатого.