То есть Бурицлав наступает всё-таки с Уральских гор, из Бьярмии/Перми? Если перед нами не Святополк, а Борис, владеющий Ростовской землей, – это логично. Но если Борис вокняжился в «Кэнугарде» – непонятно. С какой стати ему бросать Киев и бежать в Пермь, чтобы собирать там дружину? Скандинавская сказка вызывает не меньше вопросов, чем русская летопись, но отчего при анализе фактов мы должны предпочитать скандинава? Просто потому, что он – скандинав? Впрочем, одна из переводчиц «пряди», Е.А. Рыдзевская, указывает, что перед нами не Пермь, но «Беломорье». Дальше цепь ассоциаций понятна. Беломорье – Лукоморье, то есть берега Черного моря, а вместо пермяков нужно читать – «печенеги». Соответственно, главное место действия происходит не на севере, а на юге Руси, что соответствует тексту летописи.

«Бурицлав выступил из лесу со своей ратью и подошел к городу». Это известие плохо сопоставляется с догадкой, что бьярмы – это печенеги. Пермь – лесная страна, а ландшафт печенегов – степь.

«Пермяки» подходят к «городу» и видят «всю красоту в нем». Похоже, город крупный.

Подошли, не заметили рва. Многие туда упали. Бурицлав, приблизившись к месту боя, будто бы изрек:

– Нам здесь трудно нападать; это норманны такие ловкие и находчивые.

«Увидел он тогда, что все городские ворота заперты, кроме двух, но и в них войти нелегко, потому что они хорошо укреплены и там много людей. Сразу же раздался боевой клич, и городские люди были готовы к бою. Каждый из конунгов, Ярицлейв и Эймунд, был у своих городских ворот».

Русские или греческие монахи плохо знают военное дело, зато скандинавы знают его отлично. В их рассказе много подробностей. Но реальных или придуманных?

Бурицлав повел войска на штурм. «Начался жестокий бой, и с обеих сторон пало много народу. Там, где стоял Ярицлейв-конунг, был такой сильный натиск, что [враги] вошли в те ворота, которые он защищал, и конунг был тяжело ранен в ногу». Данилевский полагает, что именно после этого князь захромал. Сие, однако, противоречит летописи; в ней князя называют «хромцом» уже в битве при Любече, да и рассказы про то, как не умел князь ходить в детстве, похожи на правду. С другой стороны, останки Ярослава были внимательно исследованы учеными. Рохлин отметил, что князь, да, был ранен, ему сломали кость. Но вернемся к описанию боя.

«Много там погибло людей, раньше чем были захвачены городские ворота». Эймунд воскликнул:

– Плохо наше дело, раз конунг наш ранен. Они убили у нас много людей и вошли в город. Делай теперь, как хочешь, Рагнар, – защищай эти ворота или иди вместе с нашим конунгом и помоги ему.

Рагнар ответствует:

– Я останусь здесь, а ты иди к конунгу, потому что там нужен совет.

«Пошел Эймунд тогда с большим отрядом и увидел, что бьярмы уже вошли в город. Он сразу же сильно ударил на них, и им пришлось плохо. Убили они тут много людей у Бурицлава-конунга. Эймунд храбро бросается на них и ободряет своих людей, и никогда еще такой жестокий бой не длился так долго. И побежали из города все бьярмы, которые еще уцелели, и бежит теперь Бурицлав-конунг с большой потерей людей. А Эймунд и его люди гнались за беглецами до леса и убили знаменщика конунга, и снова был слух, что конунг пал, и можно теперь было хвалиться великой победой». Норвежский наемник «очень прославился в этом бою».

Однако Бурицлав и теперь еще не погиб. Что касается новгородского князя Ярослава, то он и теперь обманывал варваров: кормил-поил, но денежные выплаты задерживал. Казалось бы, храбрый норвежский батальон, предводитель которого является главным архитектором русских побед и подает полезные советы, должен либо уйти со службы, либо убить Ярослава. Но нет. Сага продолжается.

Эймунд вновь явился к Ярославу Мудрому и требовал плату, заявив, что добыл князю даже больше денег, чем условились выплачивать по договору. Пригрозил уйти со службы.

Ярослав испугался, но стал торговаться:

– Не хочу, чтобы вы ушли, но не дадим мы вам такого же большого жалованья, раз мы не ждем войны.

– Нам денег надо, и не хотят мои люди трудиться за одну только пищу, – отвечал норманн. – Лучше мы уйдем во владения других конунгов и будем там искать себе чести. Похоже на то, что не будет теперь войны в этой стране, но знаешь ли ты наверное, что конунг убит?

– Думаю, что это правда, – говорит Ярослав, – потому что его знамя у нас.

– Знаешь ли ты его могилу? – настаивает мудрый Эймунд, и перед нами уже явно фольклорный мотив с навязчивыми повторами.

– Нет.

– Неразумно не знать этого, – поучал викинг.

– Или ты это знаешь вернее, чем другие люди?

– Думаю я, что он опасен и был в Тюркланде зимой, и намерен еще идти войной на вас, и у него с собой войско, которое не станет бежать, и это – тюрки и блокумен и многие другие злые народы».

Интереснейшее сведение. Теперь перед нами никакой Перми, которую некоторые ученые пытаются выдать за страну печенегов. Нет, Пермь – это Пермь, а степь – это степь. Тюрки – очевидно, какая-то ветвь туркменоязычных племен: торки или печенеги. А блокумен, кто они? Один из научных комментаторов текста предполагает, что это блахи, то есть валахи (см. сноску 35 к «пряди»), что крайне сомнительно. Валахи жили тогда к югу от реки Дунай, на территории современной Болгарии и частично в Греции, где существовала Великая Влахия. Кроме того, они вовсе не были прославлены как наемники-головорезы. Рискнем предположить, что блокумен – это клобуки (или, вернее, черные клобуки), то есть каракалпаки; часть этого племени жила в южнорусских степях.

Золотые ворота в Киеве. Реконструкция

Но кто такой Бурицлав и отчего он воюет сначала в Перми, а затем в степи? Если перед нами ростовский князь Борис, из Ростова он вполне мог уйти на Урал и набрать там вояк. А потом, после первого поражения, скрылся в степи.

Но нет. Бурицлав, как сказано автором «пряди», правит вовсе не в Ростове, а в Кэнугарде – Киеве. Значит, упоминание Перми – просто эпический элемент, который нужен рассказчику, чтобы показать размах боевых действий.

Эймунд нагнетает:

– И слышал я, что похоже на то, что он отступится от христианства и собирается он поделить страну между этими злыми народами, если ему удастся отнять у вас Гардарики.

Минуточку. Валахи – православный народ. Что и требовалось доказать. Значит, блокумен – вовсе не они. Повторимся: речь явно идет о тюркских кочевниках.

Противоборствующие стороны взаимно обвиняют друг друга в попытке реставрировать язычество. Ярослав вошел в Киев, «и погоре церкви». Бурицлав, кем бы он ни был, наводит на Русь язычников и сам готов стать вероотступником.

А вот норманны, если верить тексту саги, – напротив, добрые христиане.