– Ладно. Много ты знаешь! Все равно затаскали бы по прокуратурам.

– А вы бы от всего отказывались: мол, ничего не знаю, никому ничего не заказывал.

– Я смотрю, ты такой храбрый, а отчего же сам слинял из города после того, что случилось?

– Так получилось, что я вроде бы обманул вас!

– А зачем тогда вернулся? Деньги кончились, вспомнил про Русалкина?

– Вроде того.

– Как ты узнал, что Тамара вернулась в ресторан?

– Случайно. Вообще-то, я искал ее в городе, звонил нашим общим знакомым.

– А у вас что, есть общие знакомые?

– Разве я вам не сказал? – Русалкину показалось, что у него изменился голос. – Так, ерунда. Ее подружки, мои приятели.

– А может, ты был знаком с ней раньше? И, когда увидел на даче, признал в ней свою подружку, а, Шаталов?

– Нет. Я узнал в ней только официантку.

– Шаталов, ведь если ты знал ее прежде как свою подружку, то именно ты мог подкинуть ей идею шантажа. Я же тебя знаю, ты – мерзейшая личность!

– Э-эй! Полегче на поворотах. Я же вас не оскорбляю.

– Но ты почти два месяца искал ее. Где? Каким образом? Я уж думал, что ты меня снова обманул.

– Искал, говорю же, искал! А сегодня зашел в этот ресторан просто пожрать. Захожу и вижу – она! Стоит и разговаривает с хозяйкой. В прикиде, какие носят там официантки. Причем вид у нее неважнецкий. Нет, она, конечно, одета, причесана, и волосы у нее – волной, как обычно, два литра лака. Но лицо бледное и какое-то злое. Я даже подумал, что ее словно кто-то заставил прийти туда – вот такое у нее было лицо. Кислое, что ли…

– У нее такие деньги, а она вернулась на работу? Странно. Ничего не понимаю. Может, она не получала эти деньги? И вернулась на работу? Вадим, ты смотри мне, может, ты спутал все-таки?

– Что я, Томку не знаю, что ли? Конечно, она немного изменилась, но помада – та же, яркая, красная, волосы – белые. Мне ее жаль в какой-то степени, но кто же знал, что у нее такие аппетиты? Сколько она с вас содрала?

– Не твое дело. Все, приехали. Выходи. Я позвоню тебе, когда буду уверен в том, что на этот раз ты не ошибся.

– Вы что же, вообще не собираетесь мне платить? А, Александр Викторович?

– Говорю же, как только, так сразу. Иди в свой боулинг, порисуйся там, чтобы тебя там видели и запомнили: мало ли что.

Русалкин проследил, как Вадим вошел в здание клуба, и выругался про себя: его тошнило от этого типа. Он и сам не мог понять, как могло такое случиться, что он простил его и даже поручил ему еще несколько заданий. Причем ответственных. Но этот Вадим был так нелеп, смешон, несерьезен, и Русалкину показалось, что именно его-то никто и никогда не вычислит. Надо было срочно убрать с дороги Петра Седова, директора банка, давнего приятеля, который вместе с ним занимался контрабандой якутских ворованных алмазов и стал требовать повышения своей доли, и это при том, что он как бы отошел от дел и хотел денег просто за то, что он владеет информацией. Тоже словно шантажировал Русалкина. Но поскольку рядом с ним постоянно ошивался его брат, он же телохранитель, Борис, то Вадиму приказано было убрать сразу обоих братьев. И, к удивлению Русалкина, Вадим свою работу сделал блестяще. Он застрелил обоих братьев в лесу, куда те приехали якобы для того, чтобы встретиться с самим Русалкиным, где он и должен был передать Петру его долю алмазов. Но вместе с ним в машине был Вадим. Пьяный, опасный, отчаянный, он просто вышел из машины, подошел к ничего не подозревающим Петру и Борису и расстрелял их в упор. Шел дождь, они уехали, не оставив на дороге ни единого следа, разве что пули в трупах. Потом он таким же образом, выпив стакан коньяка, убил Мичурина, полковника милиции, который, по мнению Русалкина, был связан с Седовым, прикрывал его и знал об алмазах.

Оставалось последнее дело – официантка Тамара Карибова. Девушка, которая до сих пор являлась к нему во сне и отжимала ему на лицо кровь из белой косы. Вот, мол, это моя кровь, ты хотел убить ни в чем не повинного человека!

Она шантажировала не только его, но и Марину, которая просто тряслась от страха перед этой официанткой. Она, по ее же словам, уже сто раз пожалела о том, что связалась с ней, что чуть не убила ее руками Шаталова, и, вспоминая об этом, каждый раз Марина говорила Русалкину, что лучше бы она обратилась в милицию, чтобы хотя бы обезопасить себя от мужа. Причем об этом она говорила самому Александру Викторовичу, забывая, что речь идет о нем самом! А уж как он сам жалел обо всем, что с ними со всеми случилось! И никак не мог понять – как же такое могло произойти, что он решился на убийство своей жены из-за какой-то рыжей шлюхи Ванды, которая давно уже бросила его и вышла замуж за другого, такого же идиота, как и он сам? Выходила грязная история, запутанная, где в настоящее время страдал лишь он один, Русалкин, ведь это его деньги отправлялись неизвестно куда (через какого-то мелкого милиционеришку, за которым он попытался как-то проследить, но потом бросил из страха быть обнаруженным), зато известно кому – Тамаре Карибовой.

Конечно, он подумывал и о том, как бы убрать из своей жизни еще одного опасного свидетеля – самого Вадима Шаталова, исполнителя всей черной работы. Но тогда придется действовать уже самому. А сможет ли он убить человека? Не дрогнет ли у него рука? Или подстроить несчастный случай? Аварию? От этих мыслей ему становилось невыносимо, казалось, что он проваливается куда-то глубоко, в зловонную жижу, откуда не выбраться.

Марина. Не сказать, чтобы отношения их улучшились, но стали гораздо теплее. И хотя они по-прежнему жили в разных квартирах и встречались редко, в основном тогда, когда Марине требовались деньги, все равно он как-то успокоился на ее счет и даже перестал ревновать к любовнику. Однако развод не отменялся. Больше того, был назначен даже день, но у Марины вдруг воспалился желчный пузырь, и она попала в больницу. Русалкин заботился о ней, навещал, ему было даже жаль ее, но о том, чтобы отменить развод, не могло быть и речи. Теперь же, когда Карибовой нет и им никто уже не страшен (кроме Вадима, конечно), они смогут спокойно развестись, поделить имущество и зажить самостоятельно, каждый своей жизнью. Это было как раз то, о чем Русалкин и мечтал. К тому же ему хотелось начать эту самую новую жизнь чистым, то есть с чистыми мыслями и чистыми делами. Он постарается измениться, будет больше времени и средств вкладывать в благотворительность, выберет себе какой-нибудь детский дом и будет его опекать, покупать детишкам игрушки, одежду. Главное – разделаться со старыми долгами, шантажистами, несвободой.

Он набрал номер телефона жены, чтобы назначить встречу и сказать, что они теперь свободны, им теперь не придется отдавать такие большие деньги алчной официантке. И вдруг страшная догадка потрясла его: а что, если Тамара и Марина заодно? Он не знал, откуда вдруг взялась эта мысль, но в минуту озарения ему вдруг все представилось каким-то необыкновенно ясным, стройным, логичным, и стало понятно, почему вдруг эта Тамара, эта дешевка, простая официантка, повела себя так уверенно, заявившись к нему в якобы окровавленном виде, словно ничего не боялась. Да и он сам как-то слишком уж поспешно согласился с Мариной – следует выплачивать деньги Тамаре. Ведь не приди она тогда к нему, быть может, ничего бы и не было! Ну, подумаешь, пришла эта Тамара, перепачканная краской. Конечно, он испугался, не без этого. Но без главного козыря – существующей записи разговора, где Русалкин поручал Шаталову убить жену, – Марине было бы трудно уговорить его пойти на условия шантажистки. И получалось, что они словно соединили все свои козыри – пленку и фотографии (которые, кстати, ничего и не стоят, поскольку это всего лишь инсценировка убийства), чтобы раскрутить Русалкина на полмиллиона евро. И сделать это мог человек, который хорошо знал его, – Марина.