Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кого других?
— Других семей, с которыми ты расправился.
— Матерь Божья, да вы что, не слушаете меня? Я ничего не делал! Я в жизни не видел это ожерелье!
За шестнадцать лет работы в правоохранительных органах Болдуин неоднократно имел дело с преступниками, которые лгали так хорошо, что, вероятно, обманывали даже самих себя. Хотя реакция Кетнера казалась искренней, существовало только одно объяснение, почему ожерелье Обри Олсен оказалось у него дома: именно он убил ее. Законченный психопат умеет мастерски притворяться, и Болдуин понимал, что ему нужно действовать крайне осторожно. Если Кетнер почувствует, что ситуация выходит из-под контроля, он замкнется и потребует адвоката.
Кейсон снял пиджак.
— Полагаю, разговор наш будет долгим.
Ярдли ждала до позднего вечера, но Болдуин так и не позвонил ей и не отвечал на ее сообщения.
Когда на следующий день утром она приехала на работу, в вестибюле за металлоискателями собрались несколько прокуроров, в том числе ее начальник Рой Лью. Они пили кофе и болтали. Увидев Ярдли, все дружно зааплодировали.
— Что-нибудь случилось? — смущенно покраснела та.
Лью протянул ей свежий номер «Лас-Вегас сан». На первой полосе была статья о задержании «Темного Казановы-младшего».
— Отличная работа, Джесс! Звонил с поздравлениями генеральный прокурор. Это общенациональная новость.
— Как это произошло? Информация ведь еще не была обнародована.
— Мне позвонил начальник агента Болдуина и сообщил о задержании подозреваемого, а дальше я все взял на себя. Будет много вопросов о том, почему мы рисковали жизнью людей, не предав огласке информацию о действиях серийного убийцы, поэтому вчера вечером я дал эксклюзивное интервью «Лас-Вегас сан» в обмен на то, что газета осветит этот вопрос в благоприятном для нас ключе. А именно, объяснит, что мы не могли обнародовать информацию, поскольку были все основания полагать, что преступник следит за прессой.
Ярдли заскрежетала зубами.
— Остин Кетнер сознался?
— Нет, он все отрицает, однако у него нет алиби на момент совершения убийств и Динов, и Олсенов, и у него в шкафу было найдено ожерелье Обри Олсен, а среди носков — трусики Софии Дин.
Уклонившись от тех, кто поспешил ее поздравить, Джессика поднялась к себе в кабинет и, закрыв дверь, прочитала статью. В ней был нарисован образ жертвы Эдди Кэла, сбившегося с пути после гибели своих родителей. Ребенка, получившего страшные травмы и надломленного, который вырос и сам превратился в чудовище, оказавшее на него такое глубокое влияние. В конце упоминалось, что ведется анализ схожих преступлений с целью выяснить, не числится ли за Кетнером других жертв.
Отложив газету, Ярдли откинулась на спинку кресла, уставившись невидящим взором на матовое стекло стен кабинета. Если бы преступник придерживался своего цикла, новые убийства могли бы произойти уже на следующей неделе.
Она отправила сообщение Болдуину: «Я хочу немедленно встретиться с ним».
* * *
Изолятор временного содержания округа Кларк больше походил на футуристическое офисное здание, чем на тюрьму: бетон и обилие стекла, чтобы пропускать как можно больше света. Архитектор явно хотел создать место, сотрудники которого днем будут получать солнечный свет, а ночью смогут любоваться уличными фонарями. Среди охраны тюрьмы высокий уровень депрессии, алкоголизма и самоубийств.
В белоснежных коридорах шаги Ярдли отзывались гулким эхом. Она предъявила значок и удостоверение двум охранникам. Значок позволил ей пройти дальше без личного досмотра.
Еще один охранник, ждавший у комнаты свиданий, отсканировал значок, и цвет лампочки над дверью сменился с красного на зеленый. В комнате было несколько окон и отсутствовала стеклянная перегородка, отделяющая посетителей от задержанных.
Вошел Кетнер в темно-синей рубашке и голубых джинсах, со шлепанцами на ногах. Он сел напротив Ярдли. Та, посмотрев на охранника, доставившего его, сказала:
— Спасибо. Я позову вас, когда мы закончим.
— Вы уверены? Я могу остаться.
— Всё в порядке, благодарю вас.
Дождавшись, когда охранник уйдет, Джессика посмотрела на Кетнера.
— Кто вы такая?
— Меня зовут Джессика Ярдли. Я помощник федерального прокурора, назначенного вести ваше дело.
— Вы должны мне помочь! — воскликнул Кетнер, и в его голосе прозвучало отчаяние, а глаза увлажнились слезами. — Я ничего не сделал, а они думают, что я убил четырех человек!
— Вы их не убивали?
— Нет! Я и пальцем никого не тронул! Понятия не имею, как эти вещи попали ко мне в квартиру. Тот агент ФБР мне не верит. Он говорит, что изучит дело, но мне лучше сразу признать свою вину, чтобы избежать… — Его голос дрогнул. — Чтобы избежать смертного приговора.
Уронив голову, Кетнер всхлипнул.
— Как вы думаете, откуда могли появиться у вас эти вещи? — спросила Ярдли.
Подавляющее большинство убийц, с которыми она сталкивалась, не брали на себя ни капли ответственности до тех пор, пока их не прижимали к стене. И многие из них каким-то образом успели научиться выжимать из себя слезы по желанию.
— Не знаю. Сигнализации в квартире нет, и пять дней в неделю меня с шести до шести не бывает дома. Должно быть, кто-то забрался ко мне, подбросил все это и отправил сообщение с моего компьютера.
— Зачем кому бы то ни было так поступать?
— Понятия не имею. — Кетнер уставился на стол. — Мои родители были убиты. В точности так же, как я якобы убил этих людей. — Он посмотрел Ярдли в глаза. — Да я в миллион лет никому такого не сделал бы!
Ярдли сглотнула подступивший к горлу комок вины. Что скажет Кетнер, узнав, что она была замужем за человеком, убившим его родителей? Если Кэл в тот вечер сказал, что задержится допоздна в своей студии, она, скорее всего, смотрела телевизор и ела мороженое.
«Какое кино я смотрела, когда мой муж убивал твоих родителей?»
Эта мысль отозвалась холодной дрожью отвращения. Кем бы ни был сейчас Кетнер, куда бы ни завела его жизнь, она также была в ответе за это.
— Нам необходимо установить, где вы находились в те два дня. Восемнадцатого апреля и двадцать второго марта.
Кетнер покачал головой.
— Ну как я могу вспомнить, где был в какую-то ночь месяц назад?
— Не знаю. Это в ваших интересах.
— По большей части я ужинаю не дома, — сглотнув, ответил Кетнер. — Да, по большей части я ужинаю не дома. Дома мне нечем ужинать. Как вы сказали, какие это были дни?
— Восемнадцатое апреля, это пятница. И двадцать второе марта, среда.