* * *

В очередной раз безумный дворянин показался у ворот замка спустя три дня. Стоя на коленях, он протянул привратнику высокую серебряную вазу:

— Да смилостивится епископ, снизойдет до подарка безымянного раба Господа нашего, Иисуса Христа, — просительно произнес он. — Скажи, добрый человек, молится ли за меня господин епископ?

— Не знаю… — Анджей мысленно прикинул, что может сделать сегодня для просителя. Получалось, что ничего: начетник уехал в Салми, а к правителю острова привратника не допустят. Отдавать подарок начальнику караула бесполезно — пользы не принесет.

— Да, прости, добрый человек, сейчас…

Проситель зашуршал, и под ворота вкатилась серебряная монета. Увы, сейчас это ничего не могло изменить.

— Я передам подарок, — пообещал Сбышек. — А коли хочешь сказать что-то сам, приходи завтра, после обеда.

На следующий день дворянин не появился — он пришел спустя четыре дня, принеся высокий серебряный кувшин персидской работы с вытянутым наподобие лебединой шеи носиком и узким горлышком, прикрытым откидной крышкой.

— Подожди, добрый человек, — проситель зашуршал, и привратник опустил глаза вниз. Несколько мгновений — и под створку выкатился привычный скудо.

— Стой здесь, — кивнул ему через окошко Анджей, и устремился через двор.

На этот раз дворянину повезло: правитель острова и его начетник опять пребывали вместе, заканчивая обед. Привратник, постучав, протиснулся в трапезную и замер, не рискуя отрывать господ от еды — но в то же время сжимая в руках очередной подарок.

— Неси его сюда, — кивнул епископ, промакивая рот бязевой салфеткой. — Боже, какая красота! Это опять все тот же безумный дворянин?

— Да, господин епископ.

— Похоже, Господь настойчив, присылая его к нам снова и снова, — кивнул начетник, откладывая нож и облизывая пальцы.

— Господь ли? — покачал головой правитель. — Или король Сигизмунд? Ныне на континенте лютеранские проповедники смуту чинят, костелы жгут и рыцарей христовых в свою веру обращают, побуждая клятвы свои нарушать и жен брать, обет целибата нарушая. Недавно известие пришло, что Орден изменение в свой устав принял, дозволяя еретикам в нем отныне состоять и голос свой иметь наравне со всеми.

— Не может быть!

— Уже случилось сие. Орден Ливонский отныне христианским считать более нельзя. И нам следует помнить о том, что желающие покой наш разрушить в этом мире есть, и доверчивыми излишне быть не следует, — господин епископ повернулся к привратнику:

— Передай дворянину, что за прощение его я молюсь еженощно. Пусть он надежды не теряет, себя блюдет в духовной чистоте и так же молитвы возносит. Ступай…

Фогтий со своей спутницей вернулись на скалистую поляну среди можжевельниковых зарослей как и обещали — спустя две недели. Переждав радостные крики и перетерпев крепкие объятия, Кузнецов поднял руки:

— Внимание, начинаю доклад о проделанной работе. Первое мое сообщение достаточно неприятно: хрена лысого мы сможет взять епископский замок штурмом, даже если наймем в Германии стотысячное войско. Во-первых, потому, что собрать и перевести такую армию незаметно невозможно, и епископ успеет подготовиться к отпору. Во-вторых, потому, что его замок, это охрененнейшая бандура высотой с семиэтажный дом, и площадью примерно в шесть гектар, вдобавок окруженная глубоким рвом с водой. На полкилометра вокруг замка свободное пространство, просматривается, как на ладони. На всех стенах часовые, мост подвесной, и на ночь поднимается, закрывая ворота.

— А что-нибудь хорошее для нас ты сказать не можешь? — поинтересовался Комов.

— Могу, — кивнул Сапиместский фогтий. — Внутри гарнизон всего из пятидесяти человек, и примерно столько же прислуги. К тому же, ни у кого из них я не видел огнестрельного оружия.

— Ага, — зачесал затылок Толя Моргунов. — Ты намекаешь на то, что если нам удастся незаметно проникнуть вовнутрь, мы имеем хороший шанс справиться с ними своими силами?

— Именно так. А посему мне интересно, есть ли у кого-нибудь предложения по тихому и незаметному проникновению?

— Ну, так просто не скажешь… — пожал плечами Комов. — Нужно посмотреть на месте…

— Я же ясно обрисовал ситуацию, — вздохнул Кузнецов. — Чисто поле на берегу моря. На острове стоит замок в виде большого параллелепипеда высотой с семиэтажный дом. И на каждой стене — часовые. Чего смотреть?

— Хм-м, — почесал в затылке Комов. — Может, подкрасться в темноте?

— По воде во рву?

— А почему и нет? Надуем матрасы, сложим на них барахло, переплывем, переоденемся в сухое.

— А дальше?

— Забросим кошку наверх, — хлопнул в ладоши Берч, заберемся по веревке, и мы в дамках.

— Кто станет забрасывать кошку на крышу семиэтажного дома? — поинтересовался Комов. — Ты? Лично я не возьмусь.

— Изготовим приспособу какую-нибудь…

— Ты когда-нибудь пробовал залезть на семиэтажный дом по веревке? — поинтересовался Чижиков. — Я уж не говорю о том, что придется переть на себе оружие и доспех. К тому же, пока ты ползешь наверх, часовой успеет перерезать шнурок раз пять.

— Давайте лестницу свяжем.

— Я согласен залезть на такую высоту по лестнице, — не удержавшись от ухмылки, сообщил Кузнецов, — если ты возьмешься ее изготовить, незаметно притащить к замку и поднять.

— Забирайтесь тогда, как хотите, — обиделся Игорь.

— Я так понимаю, придется ждать, пока откроют ворота и прорываться через них? — кивнул Комов. — А если мост опускают только днем, идти к воротам придется на виду…

— Можно переправиться через ров ночью и затаиться под стенами… — предложил Моргунов.

— Один случайный взгляд часового вниз со стены, и мы трупы, — поморщился Чижиков. — Нам даже убегать некуда будет.

— Нужно наломать тростниковых трубочек, — встрепенулся Берч, — и дышать через них из-под воды. Посидим, пока ворота не откроют, а потом…

— А потом у ворот всплывут наши тушки, погибшие от переохлаждения, — закончил за него Чижиков. — И, кстати, порох в пищалях, а особенно — на затравочных полках, почему-то плохо загорается в размокшем состоянии.

— Сам-то ты чего думаешь, Витя? — толкнул фогтия в бок Леша Комов.

— Есть одна мыслишка, — кивнул Кузнецов. — Но я надеялся, может кто что-то более умное предложит.

— Я могу раздеться в виду замка! — неожиданно предложила Неля. — Пока часовые пялятся на меня, вы добежите до ворот.

— Ни минуты не сомневаюсь, что взглянуть на это зрелище сбежится весь остров, — совершенно серьезно ответил фогтий, доставая новгородский кувшин, — но когда двадцать человек бегут по открытой местности полкилометра с оружием в руках, это очень трудно не заметить. Хотя бы краем глаза.