– Малик, у тебя есть пара минут для подруги Дэвиса? Мы уже едем.

Он повез меня вдоль поля, расспрашивая, как я учусь и кем работают мои родители. Я сказала, что мама – преподаватель.

– Папы на семейном фото нет?

– Он умер.

– Извини.

По утрамбованной земляной дорожке мы проехали через рощу и направились к прямоугольному стеклянному зданию с плоской крышей. Вывеска гласила: «ЛАБОРАТОРИЯ».

Лайл проводил меня до двери и попрощался. Я закрыла за собой дверь и увидела зоолога Малика, склонившегося над микроскопом. Он не слышал, как я вошла. Передо мной простирался огромный зал с длинным черным столом посередине. Под столом стояли тумбы с ящиками, на нем – всякое оборудование: стеклянные колбы, сосуды с жидкостями и множество штуковин неизвестного мне назначения. Я подошла и принялась рассматривать цилиндрическое устройство с пробирками.

– Извини, – сказал наконец Малик, – но такие клетки вне тела долго не живут, а Туа весит всего полтора фунта[10], поэтому я стараюсь брать у нее поменьше крови. Это центрифуга.

Он приблизился ко мне, показал колбочку с кровью и аккуратно поставил ее в аппарат.

– Интересуешься биологией?

– Пожалуй, да.

Он взглянул на каплю крови на дне пробирки и сказал:

– А знаешь, у туатар бывают паразиты. У нашей, к примеру, есть сальмонелла. Но они никогда не болеют из-за этого.

– Я почти ничего о них не знаю.

– О них вообще мало что известно. Очень жаль. Туатары определенно самый интересный вид рептилий. Частица далекого прошлого. – Я продолжала смотреть на кровь. – Трудно даже представить, насколько они успешнее нас, – туатары живут на Земле в тысячу раз дольше, чем люди. Только подумай. Чтобы сравниться с ними, нам нужно прожить хотя бы десятую долю процента нашей истории.

– Верится с трудом.

– Да, с большим. Вот за что мистер Пикет любит Туа. Она – победительница. Ей уже сорок лет, но это лишь первая четверть ее жизни.

– И он решил завещать ей все свое состояние?

– Мне известны примеры, когда люди тратили деньги намного бездарнее. – Я таких примеров не знала. – Но что самое потрясающее – темп молекулярной эволюции туатар. Она и является предметом моего исследования. Извини, если тебе скучно.

На самом деле мне нравилось его слушать. Малик говорил с воодушевлением, и было ясно – он искренне любит свою работу. Такие взрослые встречаются редко.

– Нет, мне интересно.

– Ты не проходила дополнительный курс по биологии?

– Сейчас прохожу.

– Отлично. Тогда ты знаешь, что такое ДНК. – Я кивнула. – Вам рассказывали о мутации ДНК? Это и есть причина разнообразия форм жизни.

– Ага.

– Тогда смотри. – Он подошел к микроскопу, подключенному к компьютеру, и вывел на монитор изображение какого-то пузырька. – Клетка туатары. Насколько нам известно, туатары не сильно изменились за последние два миллиона лет. Сейчас они выглядят так же, как их ископаемые останки. И туатары все делают медленно. Медленно взрослеют – рост продолжается до тридцати лет. Медленно размножаются – откладывают яйца раз в четыре года. Однако, несмотря на эту медлительность и то, что они не изменились за два миллиона лет, темп молекулярной мутации у них быстрее, чем у любого другого известного нам животного.

– То есть они быстрее развиваются?

– На молекулярном уровне – да. Они меняются быстрее, чем люди, львы или фруктовые мушки. Что вызывает множество вопросов. Все ли животные когда-то мутировали с такой скоростью? Что замедлило ход молекулярной мутации? Как получается, что ДНК очень быстро мутирует, а само животное почти не изменилось?

– И вы знаете ответы?

Малик рассмеялся.

– Нет. Мне до этого еще далеко. Вот за что я люблю науку – ответов ты на самом деле не получаешь, только еще более сложные вопросы.

Я услышала, как открылась дверь. Пришел Дэвис.

– Кино? – спросил он.

Я поблагодарила Малика.

– Обращайся в любое время, – отозвался он. – Возможно, в следующий раз ты захочешь ее погладить.

Я улыбнулась.

– Вряд ли.

Мы с Дэвисом не обнялись и не поцеловались. Просто шли рядом по дорожке, и тут он сказал:

– У брата неприятности в школе.

– Что случилось?

– Кажется, у него нашли травку.

– Господи! Вот бедняга. Его арестовали?

– Нет-нет. Они в таких случаях не привлекают полицию.

Я хотела сказать, что в школе «Уайт-Ривер» полицию привлекли бы стопроцентно, но промолчала.

– Его на время отстранили от занятий.

Было холодно, и я видела, как воздух превращается в пар, вылетая у меня изо рта.

– Может, для него это лучше.

– Его наказывали так дважды. Не помогло. Кому придет в голову носить в школу травку в тринадцать лет? Кажется, он решил нарваться на неприятности.

– Мне жаль, – сказала я.

– Ему нужен отец. Пусть даже хреновый. А я… Да я понятия не имею, что с ним делать. Лайл пытался с ним поговорить сегодня, однако Ноа такой односложный: круть, ага, привет, да. Я вижу, он хочет, чтобы папа вернулся, но ничего не могу поделать, понимаешь? Лайл – не отец. Я – не отец. Ладно. Просто мне очень нужно выпустить пар, а ты – единственная, с кем я сейчас могу поговорить.

Слово «единственная» навалилось на меня, и ладони вспотели.

– Давай просто кино посмотрим, – наконец ответила я.

Уже в кинотеатре Дэвис сказал:

– Я долго думал, что могло бы тебе понравиться. Выбрал один фильм – он нелепый, но очень хороший. Если будет неинтересно, следующие десять выбираешь ты. Идет?

– Конечно.

Фильм назывался «Восхождение Юпитер», и он действительно оказался нелепый и прекрасный одновременно. Через несколько минут я взяла Дэвиса за руку. Чувствовала себя нормально, даже хорошо. Мне нравилось, как переплетаются наши пальцы, как он поглаживает маленькими кругами мягкую кожу моей ладони.

Когда в фильме наступил один из кульминационных моментов, я хихикнула, и Дэвис спросил:

– Тебе нравится?

– Да, фильм и правда странный, но отличный.

Дэвис продолжал смотреть на меня, поэтому я тоже взглянула на него.

– Не могу сказать, правильно ли понимаю ситуацию, – произнес он и улыбнулся так, что мне ужасно захотелось его поцеловать.

Держаться за руки было приятно, хотя раньше я из-за такого нервничала. Может, и с поцелуями в этот раз получится по-другому?