Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никакой?
— Да, практически никакой, ведь я все выбросила. Было очень забавно смотреть на вас, завернутого в пластиковый мешок, набитый деньгами.
Борн рассмеялся, превозмогая боль, вспомнив Ла Сьоту и маркиза де Шамбо.
— Методично, — повторил он.
— Очень.
— Что было дальше?
— Я записала имя доктора и внесла недельную плату за номер. Консьерж будет приносить вам еду, начиная с девяти утра завтрашнего дня. Я остаюсь здесь до позднего утра. Сейчас около шести утра, скоро взойдет солнце. Потом я вернусь в отель за остатками своих вещей и авиабилетами, и нигде никогда не буду упоминать вашего имени.
— А если вас узнают?
— Буду все отрицать. Было темно, а кругом была паника.
— Теперь вы отклоняетесь в сторону от методичного анализа происходящего. Во всяком случае, вы уступаете инициативу цюрихской полиции. У меня есть гораздо лучшее предложение. Позвоните подруге и попросите ее упаковать остатки ваших вещей и оплатить ваш счет. Возьмете у меня сколько угодно денег и возьмете билет на первый же самолет до Канады. Это намного проще, чем вступать в долгие объяснения.
— Соблазнительное предложение…
— Прежде всего оно логично.
Мари продолжала смотреть на него, напряжение внутри нее нарастало, отражаясь на ее глазах. Обернувшись, она подошла к окну, уставившись на бледные лучи восходящего солнца. Он терпеливо ждал. Он ощущал ее волнение и понимал его причину, глядя на ее лицо в бледной окраске рассвета. Борн ничего не мог поделать с этим. И во всем, что она делала, она нарушала все установившиеся правила. Наконец, Мари обернулась. Глаза ее блестели.
— Кто вы такой?
— Вы же слышали, что они говорили.
— Я знаю лишь то, что чувствую!
— Не нужно пытаться объяснять свои действия. Вы просто сделали это, вот и все. Так и будет.
Неожиданно она очутилась в футе от него. В ее руке находился пистолет. Мари направила на него оружие, голос ее дрожал:
— А если я это все разрушу? Если я вызову полицию и сдам вас в ее руки?
— Несколько часов назад я бы попросил вас подождать. Теперь я этого не сделаю.
— И все-таки, кто вы?
— Они сказали, что меня зовут Борн. Джейсон Чарльз Борн.
— Что означает «они сказали»?
Он уставился на оружие, прямо в черный зрачок ствола. Ничего не оставалось, как сказать правду, но если бы он только знал какую…
— Что это означает? — повторил он. — Вы знаете столько же, сколько и я, доктор.
— Что именно?
— Вы можете, если хотите, услышать мою версию. Может быть, после этого вы будете чувствовать себя лучше. Или хуже, я ни в чем не уверен. Но можете послушать, потому что я не знаю, что еще рассказать вам.
Мари опустила пистолет.
— Рассказать мне что?
— Моя жизнь началась пять месяцев назад на маленьком острове в Средиземном море, который называется Порт-Нойра…
Солнце поднялось. Оно уже освещало деревья, проходя через листву. Лучи солнца отбрасывали на стены номера причудливые рисунки. Борн был полностью опустошен рассказом. Он закончил, и ему больше нечего было сказать. Мари сидела в кожаном кресле, ее ноги были поджаты, пистолет и сигареты лежали на соседнем столике. Она почти не шевелилась, ее пристальный взгляд застыл на его лице. Мари владела техникой анализа, обрабатывала цифры и отделяла факты один от другого, так же, как листья фильтровали солнечный свет.
— Вы так часто говорили: «Я не знаю. Хотел бы я сам знать». Вы долго смотрели на что-нибудь, и я пугалась этого. Я спрашивала вас, что это такое? Что вы собираетесь делать? И вы снова отвечали: «Хотел бы я сам знать». Бог мой, через что вы прошли… Что вы собираетесь делать дальше? — После того, что я сделал с вами, вы еще можете думать обо мне?
— Это не имеет никакой роли, — задумчиво промолвила Мари, нахмурившись своим мыслям.
— О чем вы задумались?
— Об отдельно связанных, но развивающихся независимо от меня мыслям. Экономический парадокс… Тогда на Лювенштрассе, перед тем как зайти к Чернаку, я просила вас не брать меня туда. Я полагала, что если я узнаю что-либо лишнее, то вы убьете меня. Тогда вы сказали очень странную вещь. Вы сказали: «То, что вы уже слышали, не имеет для меня большого значения». Я подумал, что вы сошли с ума.
— То, что я делал, находилось на пороге безумия.
— Почему вы не сказали мне о том, что Чернак пытался вас убить?
— На это уже не было времени, и я не думал, что это имеет для вас какое-нибудь значение.
— В этот момент для вас не имело, а для меня это было очень важно.
— Почему?
— Потому что у меня было предчувствие, что вы не поднимите оружие против того, кто не причинял вам никакого вреда.
— Но он пытался, и я был ранен.
— Я не знала последовательности выстрелов, а вы мне ничего не сказали.
— Я вас не очень-то понимаю.
Мари закурила.
— Это очень трудно объяснить, но в течение всего времени, пока вы держали меня заложницей, и даже когда вы ударили меня и держали пистолет у виска, мне казалось, что я заметила в ваших глазах нечто такое… Можно назвать это нежеланием. Вот мое объяснение.
— Какова же ваша точка зрения?
— Я не уверена. Возможно, к этому следует добавить то, вы сказали в Альпенхаузе. Когда этот толстяк подошел к нашей кабинке, вы велели мне сесть лицом к стенке и прикрыть лицо рукой. «Для вашего же блага, сказали вы, — чтобы он не смог вас узнать».
— Я все еще не понимаю, к чему вы клоните.
— Человек в золотых очках, который представился мне полицейским, сказал, что вы жестокий убийца, который не остановится перед новым убийством. Если бы это было до посещения Чернака, я бы ему не поверила. С другой стороны, полиция не действует так, как действовали они. Вы были человеком, который борется за свою жизнь, а не жестоким убийцей.
— Я повторяю, — перебил он ее, — вы слышали, что они говорили. Конверты с деньгами передавались и направлялись ко мне. У меня был счет в Цюрихе свыше четырех миллионов долларов. — Боль снова возвращалась к нему.
— Таковы факты, доктор. Сейчас мы просто теряем драгоценное время.
Мари поднялась с кресла, взяла пистолет и подошла к кровати Борна.
— Вы этим очень расстроены, не так ли?
— Я просто собираю факты.
— Тогда, если все, что вы говорите, правда, я могу иметь собственные обязательства, не правда ли? Как добропорядочный член общества я должна позвонить в полицию и сообщить им, где вы находитесь.
Она подняла пистолет.