Конечно, с секретной работой покончено. Допуск у нее отберут – как у побывавшей в плену. Вероятно, ей найдут какую-нибудь непыльную работенку в прессе, в Пентагоне. Приятный голос и длинные ноги – все, что требуется. Возможно, ее без шума сплавят в одну из фирм – подрядчиков ВВС в качестве любезности.

Может, начать писать книги? Как звали ту цэрэушницу… Валери[19]… кажется. О… она может многое понаписать. Интересно только, готова ли американская публика воспринимать правду? Это трудно – признать, что стоял на стороне зла.

Водитель раздраженно схватил микрофон.

– В сторону свалил! Тебе чо – бошку открутить?

Русские во всей своей красе.

Она не боялась русских… возможно, потому, что она никогда не боялась мужчин. Ее детство прошло на базе стратегических бомбардировщиков, в основном в мальчишеских компаниях, часто она садилась где-нибудь в уголке на заднем дворе, когда отец с сослуживцами по воскресеньям жарил барбекю, и слушала их разговоры. Возможно, потому-то у нее ничего не получилось с личной жизнью… слишком хорошо она знала, что можно ожидать от мужчины в той или иной ситуации. Совместная жизнь – это ошибки и поиск решений, а она не позволяла себе ошибаться.

Русские – а это явно был спецназ – были похожи на сослуживцев ее отца: жесткие и немногословные мужчины, истово и без фанфар верящие во что-то настолько, что они подчинили всю свою жизнь этому. Как сказал однажды отец, надо быть полным психом, чтобы двадцать лет носиться с бомбой как курица с яйцом. Вот таким вот психом был ее отец, его сослуживцы и эти русские…

Джен же плыла… она никогда не была такой сильной, как она. Джен в каком-то смысле представляла собой ее полную противоположность – она была сознательно сильной, в то время как Джен была сознательно слабой.

Машины снова тронулись, на горизонте виднелась громада нового терминала. Старший сопровождения взял рацию.

– Девятка – Лисе, как обстановка?

– Лиса, штатно.

– Добро.

Вот такие вот жесткие и немногословные мужики с обеих сторон рано или поздно угробят весь мир. Или наоборот – спасут.

Единственная женщина среди сопровождающих заговорила с ними по-английски:

– Сейчас мы высадим вас около терминала. Сразу идите в здание, вас встретят представители посольства. Нигде не задерживайтесь, ни на что не отвлекайтесь. Все поняли?

– Да.

Элизабет просто нервно кивнула.

Их содержали на какой-то военной базе… там ей удалось во время прогулок подобрать несколько разноцветных проволок, из них она сплела кольцо. Сейчас она сняла его с пальца, протянула старшему сопровождения.

– Передайте…

Русские обладали удивительной способностью общаться урезанными предложениями, в которых для постороннего слушателя отсутствует всякий смысл. Но спецназовец с серьезным видом принял самодельное колечко.

– Передам.

Машина остановилась.

– Выходим?

– Подождите…

Люсинда остановилась у самого выхода… фургон был высокий, и она могла стоять, не пригибая головы. Спецназовец протягивал ей небольшой шеврон – наклейку с косым Андреевским крестом. Это одновременно был и флаг Юга США, и флаг никем не признанной, не имеющей ни одного акра земли, но существующей и продолжающей сражаться Новороссии.

Она выросла на Юге. Флаг Юга США висел в спальне отца. А Юг и Север США – это две большие разницы.

– Спасибо… – она крепко сжала шеврон.

Аэропорт накинулся на них подобно дикому зверю…

Русские толкались, лезли в двери, совершенно не замечая никого вокруг себя… такое можно было увидеть в JFK где-то в семидесятые… с тех пор нравы сильно изменились, но только не здесь.

Ее отец во время одного из брифингов в Пентагоне сказал, что женщинам не место в тяжелобомбардировочной авиации, потому что в самолете нет второго туалета. За это его досрочно вышвырнули на пенсию….

– Куда лезешь…

– Да пошел ты… – ответила она. Это выражение она выучила еще на Украине.

У самых дверей к ним кинулась женщина, в которой она безошибочно опознала американку.

– Миссис Ли?

– Мисс.

– Слава богу. Давайте сюда. Я Саманта Гауэр.

Они отошли в сторону от водоворота, американка порылась в сумочке и вручила им два паспорта.

– Вы в порядке? Самолет перенесете?

– Нас не били.

Джен всхлипывала… она начинала верить, что все кончилось.

– Вот… два паспорта. Фотографии подлинные, паспорта идентичные. Вылетите на Франкфурт, оттуда вас перевезут на военную базу.

– Почему во Франкфурт?

– Это ближайший рейс. Пойдемте. Регистрация уже заканчивается.

Все это… могло бы походить на сцену из Холодной войны, если бы не совершенно неподобающий антураж. Переполненный аэропорт… реклама… совершенно безумные цены на кофе и пончики…

Ради чего все это? Ради чего мы воюем, если мы – такие же, как они, а они – такие же, как и мы?

– Сюда…

В зеленом коридоре пограничник едва взглянул на паспорта – и они оказались в пост-таможенной зоне. Но только когда они оказались на борту огромного «Аэробус-330», берущего курс на Германию, только когда они развернулись и огромный город ушел куда-то вдаль, а под крылом потянулся едва видимый лес – только тогда они поверили, что все на самом деле закончилось.

Подполковник ВВС США Люсинда Ли вдруг почувствовала, что у нее что-то в руке… она разжала пальцы и увидела знакомый косой Андреевский крест. Это была память о том, о чем нельзя было помнить, и она неожиданно для себя самой положила флажок в нагрудный карман, поближе к сердцу. И пожелала тем, по кому она наносила удары беспилотниками, удачи…

– Итак, русские выполнили наше условие… – сказал президент США.

Дело происходило в малой ситуационной комнате Белого дома – той самой, в которой несколько лет назад группа взволнованных мужчин и женщин ждала итога операции «Копье Нептуна», ставившей целью устранение Осамы Бен Ладена в Абботабаде. С тех пор прошло девять лет… мир не стал безопаснее – наоборот, он стал намного опаснее, он был настолько опасным, что иногда хотелось просто бросить все… эвакуировать к чертовой матери всех американских солдат до последнего на территорию континентальных США и предоставить всех этих ублюдков своей собственной судьбе. Он знал, как американские солдаты говорили про места, где им приходилось воевать. Они говорили «за океаном». За океаном – были жестокие и враждебные, глубоко чуждые им места… ты побеждал одного врага, на смену приходил еще более опасный. Были там и друзья… эти друзья очень хорошо умели считать деньги и не готовы были потратиться на отправку в кризисную точку более чем батальона, да и то – с условием, что он не будет принимать участия в боях. О, они всем сердцем поддерживали идеалы свободы и демократии, просто… их парламент, или бундестаг, или еще что-то там, был против участия их солдат в боевых миссиях. Извините, демократия…