На самом деле Сципиону Лазарусу никогда не было по-настоящему интересно ни быть доминиканцем, ни обращать в истинную веру еретиков, ни жить в смирении. Все это служило лишь прикрытием. Его одолевала иная страсть — Наука Ангелов, могущество ума, власть над небесными энергиями. Пока придется потерпеть. Но скоро он сможет сбросить маску и расстаться с этой жизнью в тени.

Предвкушая свой успех, Сципион Лазарус одновременно водил взглядом по строкам письма, которое получил из Италии. Письмо прислал ему месяц назад аббат Райнерио из Фиденцы, его марионетка. Это был подробный отчет о том, что Райнерио узнал про Игнасио из Толедо после того, как тот приехал в монастырь Святой Марии у Моря.

Содержание письма позабавило Сципиона Лазаруса. К тому же Райнерио столь наивен, что обвинил Игнасио в убийстве графа Энрико Скало, считая Игнасио поклонником дьявола… Райнерио даже не представлял себе, какие силы и с каким размахом действуют в тени, какую тайну на самом деле хранит Игнасио…

Тем не менее письмо содержало и кое-что полезное, некоторые важные подробности, о которых не знал Сципион Лазарус.

Размышления монаха внезапно прервал толчок, от которого задрожали стены комнаты. Потом снаружи раздался грохот. Это ломались стены.

Сципион Лазарус мгновенно выпрямился в своем кресле и, прижавшись к его спинке, прислушался, чтобы понять, что происходит снаружи, в запутанном лабиринте улиц, где сейчас царило полное безумие. Он услышал, как рушатся на землю куски извести и камни, услышал крики и ругательства, а потом — удаляющийся звук быстрых шагов, словно те, кто уходил, спасались бегством. Он подавил свое волнение и стал ждать, чтобы снова стихло.

Вероятно, этот шум вызван попаданием снаряда, выпущенного из баллисты, в какое-то здание рядом с монастырем. За этот день такое случилось уже во второй раз. Атаки крестоносцев становились все чаще, сопровождались обстрелом из боевых машин. Если осаждающие не смогут проникнуть в город, то разрушат его снарядами.

— Вы слышали, отец Сципион? — произнес дрожащий голос у входа в библиотеку. — Это случилось снова. Снаряд едва не задел нашу церковь!

Сципион Лазарус небрежно повернулся к говорившему:

— Отец Кларе, я думал, вы бежали вместе с остальными братьями. Чего вы хотите?

На холодный прием со стороны Сципиона отец Кларе ответил тем, что еще сильнее подчеркнул тоном голоса, как сам он потрясен происходящим.

— Один человек просит, чтобы вы его приняли. Он говорит, что уже встречался с вами и пришел сюда поговорить о деле, которое интересует вас обоих, — сказал он.

— Кто он?

— Говорит, граф Додико.

— Граф Додико? — пробормотал себе под нос Сципион Лазарус, а затем уже громко сказал: — Впустите его, но сначала возьмите это. — Он просунул ладонь в один из ящиков письменного стола и вынул оттуда свернутый в трубку лист пергамента. — Это письмо нужно отправить как можно скорей. Адресат живет в Венеции. Его зовут Генрикус Теотоникус. Советую вам соблюдать величайшую осторожность. И не размахивайте этим письмом под носом у графа Додико, когда столкнетесь с ним в коридоре.

Отец Кларе, по-прежнему дрожа, кивнул несколько раз подряд, спрятал письмо под капюшоном и ушел, склонив голову.

Через минуту в библиотеку вошел высокий человек в черном плаще с длинными черными волосами, лицо с правильными чертами было аккуратно выбрито. Разрез глаз говорил о решительном характере. Поверх доспехов он носил зеленую одежду, украшенную металлическими накладками. Он поклонился и сел напротив Сципиона Лазаруса.

— Извините, граф, что я заставил вас ждать, — сказал доминиканец. — Но в такое время ничего нельзя знать наверняка. Нас, братьев проповедников, плохо принимают в этом городе, полном еретиков. К тому же большинство братьев уже бежали отсюда.

— Вам не за что извиняться, преподобный отец, — с саксонским акцентом произнес в ответ граф и плавным движением ладони поправил свои волосы. — При таких обстоятельствах все обязаны соблюдать осторожность. К тому же я не знаю, сколько времени еще крестоносцы смогут продолжать осаду. Укрепления Тулузы выдерживают их натиск… Я задаю себе другой вопрос: как вы, смиренный монах, можете так долго оставаться в таком месте? Вы не боитесь, что вас возьмут в заложники?

Сципион Лазарус, конечно, не мог признаться графу, что смог остаться в Тулузе, потому что тайно поддерживал движение катаров и этим снискал среди них почет и уважение. Он тоже задавался вопросом: как Додико, верный сын церкви и сторонник Монфора, ухитряется ходить без помех по этому городу?

— Я не помню, о чем мы должны были говорить, — солгал он. — Ах да, вспомнил! Мы разговаривали об одном человеке… некоем Игнасио из Толедо, если не ошибаюсь.

— Это верно, — подтвердил Додико и сложил руки на груди, выставив напоказ прикрывавшие их пластины панциря. — Мне кажется, интерес к этому испанцу нас объединяет.

— Вы попали точно в цель, мой дорогой, — сказал доминиканец.

Сидевший перед ним человек — еще одна из множества тайн, которые связывали его с Игнасио из Толедо и с книгой «Утер Венторум». Сципион Лазарус знал о графе мало, хотя и достаточно, чтобы понимать, что Додико — важная фигура на огромной шахматной доске его плана. И теперь наконец он может передвинуть эту пешку туда, куда ему хочется. Поэтому он с лукавым видом подал графу письмо Райнерио из Фиденцы, которое все еще сжимал в руке.

— Я недавно получил известия о «нашем» Игнасио. Прочтите это перед тем, как начнете говорить.

Внимательно прочитав письмо, граф Додико положил его на стол. Его взгляд стал немного жестче от недоверия, но эта перемена в выражении лица отражала лишь ничтожную часть бури, бушевавшей в его душе. Среди дарований графа умение скрывать свои чувства было вторым по силе после мастерства, с которым он владел оружием в бою. И он подозревал, что со Сципионом Лазарусом ему придется применить на деле оба этих таланта.

— Я не верил, что Игнасио из Толедо способен на такое зверство, — совершенно искренне сказал он по поводу прочитанного письма. — И как вижу, здесь написано, что он путешествует с каким-то Гийомом из Безье, вероятно катаром.

Сципион Лазарус, сидевший на краю письменного стола в самом темном углу библиотеки, молча кивнул. Додико внимательно вгляделся в своего собеседника. Лицо доминиканца показалось ему знакомым. Он внимательнее присмотрелся к глубоким рубцам от ран, которые пересекали это лицо, и понял, что никогда не видел таких шрамов. И уж точно никак не ожидал увидеть их на лице монаха.

Сципион Лазарус, видимо, догадался о сомнениях графа, потому что загородил лицо ладонью, накрыл голову капюшоном, скрывая лицо, и сказал:

— Игнасио из Толедо опасней, чем кажется. Почему вы так сильно интересуетесь им?

— Меня интересует не столько он сам, сколько то, чтобы он остался цел. Ему известны очень ценные сведения.

Доминиканец, по-прежнему прикрывая лицо ладонью, удивленно взглянул на графа.