— Какие красивые, — говорю я на полном серьезе.

Он улыбается еще шире.

— Внешне они пошли в свою маму.

У меня снова перехватывает дыхание. Не помню, чтобы Ричард когда-либо раньше упоминал свою жену, хотя я знала, что он женат. И что плохого, если мужчина любит жену и детей. Думаю, создание семьи только сближает некоторые пары, а не разъединяет их. Но именно сейчас для меня это лишнее напоминание о том, чего у меня нет.

— Ну ладно, спокойной ночи, — говорю я и собираюсь уходить. — Для твоего сведения: кроме выпивки, тебе никто ничего не предлагал.

Я выдавливаю улыбку, он тоже. Всегда плохо расставаться с коллегой с чувством неловкости, особенно с тем, кто решает, будешь ты выглядеть хорошо или плохо на экране перед миллионной аудиторией.

Под этим предлогом я в одиночку совершаю набег на мини-бар в моем номере. Ассортимент не блещет ни количеством, ни качеством, но вполне сойдет, чтобы на ночь пропустить стаканчик-другой. Я сижу на кровати, ем дорогущие плитки шоколада, пью из миниатюрных бутылочек и размышляю о том, как я сюда попала. Сорок восемь часов назад я была ведущей программы новостей на «Би-би-си». Моя личная жизнь, может, и шла наперекосяк, но по крайней мере у меня была карьера. Теперь я в прямом смысле вернулась туда, откуда начинала, в деревню, в которой выросла, и веду репортаж о девочке, которую знала по школе. Это девочка причинила мне боль, затем выросла в женщину, которая пыталась снова причинить мне боль, спустя годы после вечера, навсегда положившего конец нашей хрупкой дружбе.

Недавно Рейчел позвонила мне совершенно неожиданно, я даже толком не понимаю, как она узнала мой номер. Она сказала, что у ее благотворительной организации проблемы, и попросила меня оказать ей помощь и провести мероприятие. Когда я отказалась — подозревая, что если у организации проблемы, то, скорее всего, по ее вине, — она пришла на «Би-би-си». Она ждала меня в главной приемной, а затем намекнула, что у нее кое-что на меня есть. Она добавила, что если это увидят люди — моей карьере конец.

Я все равно отказалась.

Мне хочется еще выпить, но мини-бар уже пуст, и я решаю лечь спать. Через несколько часов мне надо снова выходить в эфир, так что лучше немного поспать, если получится.

Я принимаю душ. Иногда во время освещения таких историй начинает казаться, что тлетворный запах смерти въелся в кожу и в волосы и его надо смыть обжигающе горячей водой. Не знаю, сколько я пробыла в ванной, но, когда выхожу, пустые бутылки и обертки от шоколада лежат в мусорной корзине, а постель расстелена и ждет меня.

Это странно, поскольку я действительно не помню, что делала это, а в этой гостинице постели не готовят ко сну.

Наверное, я более пьяна, чем думала.

Залезаю под простыни, выключаю свет и вырубаюсь, как только касаюсь головой подушки.

Вторник 23.55

Когда я въезжаю в переулок, коттедж полностью погружен во тьму, что меня радует: после такого дня, как сегодня, по возвращении домой мне меньше всего нужен допрос. Как можно тише открываю входную дверь, стараясь никого не разбудить, но скоро становится ясно, что нечего было беспокоиться. Хотя свет выключен, работает телевизор, и, войдя в гостиную, я вижу, что Зои смотрит новости, где показывают мою бывшую жену. Проезжая сейчас через лес, я заметил, что все СМИ уже упаковали свое оборудование и уехали на ночь, так что это точно не прямой эфир. Это просто повторение ее предыдущего репортажа, но все равно странно видеть Анну в моем доме.

— Что тут, черт возьми, происходит? — спрашивает Зои, не поднимая глаз.

Весь день она посылала мне эсэмэс и звонила, но у меня не было ни времени, ни желания ответить ей.

— Если ты смотрела телевизор, думаю, уже знаешь, — отвечаю я и не могу сдержать вздоха.

— Одну из моих лучших подруг убивают, и ты не собирался мне об этом рассказывать?

— Ты не дружила с Рейчел Хопкинс с тех пор, как окончила школу. Ты вообще не разговаривала с ней лет двадцать. — Лицо Зои искажает довольно безобразная гримаса — смесь гнева и боли, но сегодня вечером я не намерен терпеть ее истерики. — Не все вертится вокруг тебя, Зои. У меня был по-настоящему длинный день, и ты знаешь, что я не могу говорить о своей работе, так что, пожалуйста, не спрашивай.

Я никогда не хотел грузить ее своими проблемами.

— Ты ошибаешься. Мы с Рейчел говорили сравнительно недавно, — произносит она, выключая телевизор. Затем осматривает меня с головы до пят, словно проводит официальную оценку и дает отрицательное заключение. — Почему твоя бывшая жена делает здесь репортаж об убийстве твоей последней подруги?

Я слишком шокирован и не могу найти подходящий ответ, поскольку понятия не имел, что сестра знала — я спал с Рейчел. Я думал, никто не знает. Хотя не исключено, что она не знает наверняка.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду…

— Хватит молоть чепуху, Джек. Я знаю, что последние месяцы ты с ней трахался, бог его знает, почему именно с ней! Ты был с ней вчера вечером?

Я молчу.

— Был? Говори!

— Ты мне не жена, Зои. И не мать.

— Я твоя сестра и поэтому спрашиваю: ты был с Рейчел вчера вечером?

— Ты спрашиваешь меня, имею ли я к этому какое-то отношение?

Она качает головой и начинает поправлять на диване подушки из искусственного меха, что делает всегда, когда очень взволнована. Она шьет их сама — чехлы для подушек — и продает в сети. Это очень далеко от работы дизайнера, о которой она мечтала в дни нашей молодости.

Я замечаю, что сестра снова покрасила волосы в ярко-рыжий цвет, наверное, воспользовавшись одним из наборов «Сделай сам», которые она так любит. Она не прокрасила прядь светлых волос на затылке — это оттенок прошлого месяца. Ее розовая пижама больше бы подошла моей двухгодовалой племяннице наверху, чем ее тридцатишестилетней матери, но я держу свое мнение при себе.

— Когда я разрешила тебе пожить с нами после развода, то имела в виду несколько недель, а не несколько лет… — говорит она, не поднимая глаз.

— А как бы ты тогда платила по закладной?

Я перебрался к сестре, когда съехал с квартиры, в которой жил вместе с Анной.

Этот дом принадлежал нашим родителям, пока они не умерли, и я считал, что имею такое же право жить здесь, как и Зои. Во-первых, она не имела никакого представления о налоге на наследство, что означало перезалог дома для его сохранения. Во-вторых, наши родители умерли довольно внезапно. К моему ужасу и к удивлению Зои, они не оставили завещания. Хотя наши родители при жизни были очень организованными людьми, их смерть оказалась совершенно незапланированной. По крайней мере, ими.

Я позволил сестре относиться к этому дому как к своему только по одной причине: у нее была дочь. Им нужен был дом гораздо больше, чем мне, и кроме того, у меня тогда на самом деле не было никакого желания возвращаться в этот город. Как и моя бывшая, я лучше оставлю прошлое там, где ему положено находиться.