8. Марк Блок. Апология истории

М.: Издательство «Наука», 1973. Перевод Е. Лысенко

Я заканчивала историко-филологический факультет, отделение истории, и все годы, что я училась, мне приходилось с разной степенью неубедительности отвечать на вопрос «А зачем эта твоя история вообще сдалась?». Дело происходило в девяностые, и многим тогда казалось, что все наши знания о себе, о прошлом, о нашей общей истории обесценились, разом став бессмысленными, избыточными, ненужными. А потом мне в руки попала маленькая книжка французского историка школы Анналов Марка Блока – он писал ее незадолго до гибели, в отряде Сопротивления, в 1941 году, когда всему миру тоже казалось, будто история закончилась и ничто более не имеет смысла. С поразительной ясностью, мудростью и вместе с тем горячей страстью Блок объясняет, почему это не так и как человечеству надлежит интерпретировать уроки, которые преподносит ему прошлое. Мне кажется, что «Апология истории» – та книга, с которой должен в обязательном порядке ознакомиться каждый человек, берущийся рассуждать об исторической памяти, о подвигах, о доблести, о славе и тому подобных вещах.

9. Нидзё. Непрошенная повесть

СПб.: Кристалл, 2000. Перевод со старояпонского И. Львовой; стихи в переводе А. Долина

Императорской фрейлине красавице Нидзё выпало жить в странное и смутное время: в конце XIII – начале XIV века. Формально император по-прежнему царствовал, однако в реальности власть в Японии незадолго до этого перешла к самурайскому сословию, и вся придворная жизнь была не более чем печальной и изысканной декорацией – бутафорией, лишенной внутреннего содержания. Нидзё писала свою автобиографию – автобиографию одинокой женщины, зависящей от окружавших ее мужчин во всём, кроме мыслей и чувств, – что называется, «в стол», и ее рукопись была найдена только через пятьсот лет после написания, в середине XX века. И вот тогда вокруг «Непрошенной повести» вспыхнула настоящая «нидзёмания» – настолько узнаваемо, щемяще и современно звучит этот текст. Немного смешно в таком сознаваться, но в шестнадцать лет книга Нидзё стала для меня своего рода учебником по вопросам гендера – именно тогда я впервые задумалась о том, как устроена жизнь женщины в маскулинном обществе.

10. Уильям Сомерсет Моэм. Эшенден, или Британский агент

М.: АСТ, 2009

Моя бабушка болела, лежала в больнице, и мне надо было провести с нею ночь, потому что сиделок не хватало, а встать с постели и дойти до туалета она не могла. Прежде чем выбежать из дома, я схватила с полки первую попавшуюся книжку, влезавшую в карман, и это оказались рассказы Сомерсета Моэма из цикла «Эшенден, или Британский агент», которые я и прочла тогда за ночь, ни на минуту не сомкнув глаз. У нас Моэма знают главным образом по романам «Театр», «Луна и грош» и «Бремя страстей человеческих», популярным в советское время, однако именно этот сборник, на мой вкус, бесспорная вершина его творчества. Формально это шпионские детективы (неслучайно Йен Флеминг называл Моэма своим учителем, а его героя Эшендена – прообразом Джеймса Бонда), однако в действительности каждая из вошедших в сборник новелл – поразительная по силе история, в которой сюжетная канва, сколь угодно безупречная, служит только рамкой для рассказа о вещах куда более сложных, тонких и глубоких. До знакомства с «Эшенденом» я высокомерно воротила нос от жанровой прозы – ошибка, за которую мне стыдно до сих пор: в умелых руках «низкий» жанр становится великолепным – лучшим из всех возможных – инструментов, и Моэм это виртуозно демонстрирует.

Эта книга не могла бы быть написана без дружеской помощи, участия, поддержки моих коллег – критиков, издателей, писателей, литературоведов, переводчиков. Александр Гаврилов в наших долгих и неизменно увлекательных беседах заронил в меня множество мыслей, позднее проросших в эссе и лекции. Педагог Сергей Волков заставил меня по-новому посмотреть на детское и подростковое чтение. Елена Макеенко и Анастасия Завозова служили для меня верными навигаторами и ориентирами в мире отечественной и переводной литературы соответственно, а еще бесценными собеседниками и деликатными критиками моих спорных идей и концепций. Виктор Сонькин и Александра Борисенко с бесконечным долготерпением разговаривали со мной о вещах, зачастую весьма далеких от круга их собственных интересов (отдельной благодарности заслуживают их блестящие размышления о детективном жанре). Татьяна Трофимова была, есть и, я надеюсь, навсегда останется моим бесценным ментором и наставником в том, что касается формы и стиля.

Многие тексты, вошедшие в эту книгу, начали свой жизненный путь в виде лекций, которые я читала на разных площадках – в том числе в Совместном бакалавриате ВШЭ-РЭШ, в лектории «Scandinavia», в субботнем лектории РГГУ, в лектории Школы бизнес-управления «Сколково» и в школе Creative Writing School, и я бесконечно благодарна руководству этих институций за предоставленную возможность. Дорогие Константин Сонин, Андрей Маркевич, Наталья Петрова, Андрей Хегай, Елизавета Родионова, Майя Кучерская, Евгения Овасапян – без вашей веры в меня и мои лекторские способности этой книги не было бы.

Некоторые из вошедших в книгу эссе уже публиковались в том или ином виде на сайтах «Горький», «Wonderzine», на официальном сайте Швеции и, конечно, в «Медузе», и мне бы хотелось выразить огромную признательность сотрудникам этих замечательных изданий, в первую очередь Нине Назаровой, Константину Мильчину, Борису Куприянову, Алисе Таежной, Григорию Гольденцвайгу, Татьяне Ершовой, Ивану Колпакову и Галине Тимченко за их доверие, терпение и щедрость.

Ни один список благодарностей не может быть полным без слов самой искренней и глубокой признательности моим коллегам и друзьям из Редакции Елены Шубиной издательского холдинга АСТ. Елена Шубина, Алексей Портнов и Татьяна Стоянова, без вашей настойчивости, требовательности и вместе с тем безусловной поддержки мои планы навсегда остались бы не более чем планами.

Ну, и разумеется, по-настоящему неоценима помощь моего мужа Михаила Бенюхиса и сыновей Георгия и Тимофея, терпеливо готовивших завтраки, обеды и ужины, а также самоотверженно бравших на себя множество других жизненно важных домашних и психотерапевтических функций на том странном основании, что «мама пишет книгу».