Себастьян тоже посмотрел на часы. Они гордо стояли в ряду других, находившихся в различной степени разобранности. С какой целью? Он не в силах был даже предположить. А между часами на каминной полке взгромоздился черно-белый кот и самодовольно поглядывал на гостя.

Судя по часам, сейчас была только половина третьего, поэтому Себастьян лихорадочно решал оставаться ли ему до прихода судьи.

— Если позволите, мисс Триклбэнк, я бы хотел еще раз подчеркнуть крайнюю важность моей встречи с вашим батюшкой. Он опубликовал кое-что… что имеет для меня чрезвычайную важность и что могло бы послужить ключом к разгадке убийства моего друга.

— Понимаю, — медленно произнесла она. — Но только мой отец ничего не публиковал, ваше высочество.

Как она смеет это отрицать? Он собственными глазами видел заметку, напечатанную в принадлежащей судье газете.

— Это было опубликовано в его газете, — настаивал он.

— Как я понимаю…

— Я и не рассчитываю, что вы поймете…

— Пойму что? — Она то ли засмеялась, то ли рявкнула — Себастьян не смог определить, что это было. — Почему это, спрашивается?

— Видите ли, я… — Ее вопрос застал принца врасплох. В голове роились тысячи мыслей, например, о том, что он и сам ничего не понимает и, наверное, не сможет объяснить все хитросплетения политических интриг, пронизавшие двор Алусии за последние пару лет. Если он сам не все понимал, разве можно ожидать, что какая-то женщина, которая всего лишь ухаживала за больным отцом, сможет в этом разобраться?

— Могу заверить вас, что мой отец не имеет к опубликованному никакого отношения. Это напечатал… кое-кто другой. — Она взмахнула рукой и вздернула подбородок, как будто ожидая, что он бросит ей вызов.

— Кое-кто другой? В таком случае, кто это? Я должен с ним поговорить. Это крайне…

— …важно! Да, ваше высочество, я понимаю. Ради всего святого, разве не очевидно, что человек, который вам нужен, — это я?

Что за чушь она говорит? Для чего она ему нужна?

Она зарделась.

— Я имела в виду, в ином смысле… Не понимаю, почему вы смотрите с таким недоверием, но клянусь вам: человек, с которым вы хотите поговорить, — это я. Поскольку именно я получила послание и рассказала о нем тому, кто затем и… опубликовал его в газете.

Себастьян ушам своим не верил.

— Вы поделились отвратительными домыслами о возможном преступлении с третьим лицом ради того, чтобы новость опубликовали в дамской газете?

Элиза нахмурилась, как будто ранее ей это в голову не приходило.

— Речь идет не о домыслах. Я получила записку, адресованную моему отцу.

Сердце Себастьяна замерло.

— Записка? Какая записка? Кто ее написал? И почему адресовал вашему отцу?

— Она была без подписи. В ней говорилось о фельдмаршале. Вот и все. Отец подозревал, что послание отправили именно ему, поскольку в этом месяце он слушает в суде криминальные дела. Быть может, тот, кто ее написал, думал, что отец проследит за тем, чтобы этой версии уделили должное внимание.

Себастьян был поражен. Кто-то написал записку, прямо указывая на Ростафана? Он медленно повернулся, бросил на стол эту чертову шляпу и уставился на мисс Триклбэнк. Она, в свою очередь, тоже настороженно рассматривала его. Может ли он доверять ей? Возможно ли такое, чтобы она была частью уловок вокруг смерти Матуса? Внутренний голос подсказывал ему, что доверять ей нельзя, и все же было в этой девушке что-то такое, что заставляло его задуматься. Возможно, ее обескураживающая честность. Она не пыталась скрывать свои поступки или сам факт того, что она получила странное послание. И потом она смотрела на него без малейшего намека на обман.

Но, как ни крути, все это не имело смысла. Она походила на тех женщин, которые ведут тихий, размеренный образ жизни. Тогда почему именно она получила это послание? Какое вообще она имеет к этому отношение? Или ее отец, раз уж на то пошло? Какое отношение слепой судья может иметь к смерти Матуса? Себастьян покачал головой, потом потер переносицу.

— Мадам, прошу вас, расскажите мне все, что вам известно. С самого начала, если вы не возражаете.

Девушка переступила с ноги на ногу, как будто не знала, должна ли она продолжать стоять или может сесть.

— Откровенно говоря, я уже все рассказала. Через несколько дней после бала какой-то мужчина принес утреннюю почту, и эта записка была в стопке писем.

— Ваш почтальон?

— На самом деле приходил не наш обычный почтальон. Он передал мне все письма и убрался восвояси. Я занесла почту в дом, просмотрела ее и обнаружила записку. Сложенное вдвое послание, адресованное моему отцу.

— У вас есть предположения, почему именно вашему отцу?

— Одно-единственное предположение заключается в том, что он судья Королевской скамьи, как я уже говорила. По-моему, мой отец прав: кто бы ни написал эту записку, он рассчитывал, что судья может повлиять на расследование.

— А ваш отец каким-то образом связан с расследованием?

Она покачала головой.

— Уверена, что он бы упомянул об этом. Он решил, что ошиблись адресом.

— Могу я увидеть это послание?

Не успела она ответить, как в комнату ворвалась Поппи с серебряным чайным сервизом, который на вид был довольно тяжел.

— А вот и мы! — пропела она.

Себастьян чуть не застонал — ведь он едва начал что-то понимать и теперь хотел бы взглянуть на записку.

— Можешь поставить чай на стол, Поппи, — сказала мисс Триклбэнк.

Служанка — ее, видимо, звали Поппи, — пересекая комнату, улыбнулась Себастьяну.

— Похоже, как будто снова настало вчера, да? — Она поставила чайный сервиз на стол, налила две чашки и одну протянула мисс Триклбэнк. Когда она попыталась передать вторую Себастьяну, он отрицательно покачал головой. Примечательно, что служанка не поставила чашку на стол, а решила сама выпить чаю. Она устроилась рядом с мисс Триклбэнк, поднесла чашку к губам и слегка подула на чай, прежде чем сделать глоток.

Что, черт побери, происходит в этом доме? С каких это пор слуги угощаются чаем? С каких пор женщины нисколько не боятся будущего короля Алусии? Подобное было для него в диковинку. Впрочем, сейчас его занимало совсем другое.

— Записка, мисс Триклбэнк. Я могу ее увидеть?

Мисс Триклбэнк отвлеклась. Насупив брови, она с интересом рассматривала его одежду.

— Почему вы так одеты?

— Прошу прощения… — Себастьян опустил взгляд, забыв, во что он одет. — Ответ очевиден — чтобы меня не узнали.

— Серьезно? — Они с Поппи переглянулись. — Но, разумеется, принцу дозволено ходить везде, где заблагорассудится.

— Разумеется, но я… — Он покачал головой. Не было смысла что-то пояснять. — Мы говорили о записке… Мне необходимо увидеть ее. Я не верю, что все версии расследования рассмотрены, а когда появилась догадка в этой… газете…