Запись останавливают, как всегда во время перерыва на рекламу перед финалом. Вам дают сколько угодно времени, чтобы проделать необходимые арифметические вычисления. Я ставлю громадную сумму $17 201. Этого достаточно, чтобы победить, даже если Джулия безрассудно поставит все, что у нее есть. Я в третий и в четвертый раз перепроверяю свои расчеты, наученный горьким опытом Брайана Вейкла, рекордсмена Jeopardy! который проиграл в последнем турнире чемпионов, просчитавшись на $200. Вейкл знал правильный ответ, но ошибся, перепутав шестерку с восьмеркой в черновике с расчетами. Эта оплошность стоила ему $200 тысяч. Возможно, это самая дорогостоящая опечатка в истории человечества со времен так называемой Библии нечестивых 1632 года. В ней из седьмой заповеди «Не прелюбодействуй» при наборе выпала частица «не», и весь тираж тогда пошел под нож.

Теперь, когда гонка основной игры закончилась, я ощущаю скорее веселость, нежели потрясение. Несмотря на всю панику, я играл гораздо лучше, чем ожидал, не сделав ничего особенно унизительного в эфире национального телевидения. Я подозреваю, что не смогу ответить на предстоящий вопрос и проиграю Джулии, но у меня есть на то уважительная причина. Я бы ни на что не променял свой медовый месяц, даже на $37 тысяч и симпатичные дополнительные призы. Все будет хорошо.

На мониторе появляется финальный вопрос, сопровождаемый характерным гудком.

«В легкой атлетике она стала первой женщиной, которой удалось заработать медали в пяти разных дисциплинах на одной Олимпиаде. У вас 30 секунд. Удачи!»

Знакомый перезвон электронных колокольчиков в «Музыке раздумий» Jeopardy! заполняет студию. Смешанное чувство. С одной стороны, она — единственный способ дать понять игрокам, когда отведенные на размышления 30 секунд подходят к концу. С другой, когда на кону стоят тысячи долларов и ты пытаешься сконцентрироваться, эта мелодия невероятно бесит. Мне кажется, что банда гномов в моей голове молотит своими топориками по металлофону. Эта мелодия публично исполнялась тысячи раз в течение десятков лет — на съемках Jeopardy! в рекламе и ситкомах как иллюстрация глубоких раздумий в непростых обстоятельствах, во время смены питчеров на матчах Главной лиги бейсбола. Эта маленькая музыкальная зарисовочка принесла своему знаменитому создателю[91]$80 млн авторских отчислений. Но сейчас она мне категорически мешает.

Финальный вопрос Jeopardy! почти всегда содержит в себе какой-то подвох, уловку, возможность взять его с помощью внезапного озарения, логики или ассоциаций. Но этот кажется абсолютно прямолинейным. Все, что здесь требуется, — это преходящие знания главных столпов современной женской легкой атлетики, которых совсем немного. Несмотря на то что я не смотрел Олимпиаду 2000 года в Сиднее, я почти уверен, что больше всего медалей там взяла Мэрион Джонс. Новости тех двух недель пестрели ее фамилией. Но время на раздумья заканчивается, звон литавр раздается все ближе.

Алекс всегда начинает с игрока, идущего на третьем месте. «Джерри Харви, что вы написали? Как вы думаете, кто эта спортсменка?»

Я уверен, что для Джерри, живого талисмана легкоатлетической команды Калифорнийского университета, это вообще не вопрос. Поэтому я ликую, когда вижу на его мониторе ответ: «Мэрион Джонс».

«Вы правы, и вы прибавляете к своему выигрышу один доллар. Ваш результат $7401. Давайте теперь посмотрим, какой ответ дала Джулия Лазарус? Знает ли она, что речь шла про Мэрион Джонс?»

Ответ Джулии начинается именем «Гейл», но дальше не дописан. Ну, логично же, Гейл Диверс, собственно, выпускница Калифорнийского университета. Хорошо, что эта идея не пришла мне в голову тридцать секунд назад, а то я мог бы перемудрить и написать неправильный ответ. Иногда счастье в неведении.

Как впоследствии выяснилось, по невероятному совпадению Джулия с мужем праздновала медовый месяц в то же самое время, что и я, так что она тоже полностью пропустила сиднейскую Олимпиаду. Сделав правильную небольшую ставку, она остается на втором месте с результатом $14 800.

«Теперь давайте перейдем к Кену Дженнингсу. Ему было бы достаточно для победы 20 тысяч, которые уже у него есть. Его ответ… „Джонс“». Алекс бросает беглый, неуверенный взгляд на судей. Возникает неприятная пауза, во время которой я смотрю на экран. В отличие от Чарльза Ван Дорена и Герберта Стемпела, я аккуратно следовал выработанной еще во времена Кубка по викторине привычке и написал только фамилию. Но тут я с ужасом понимаю, что в данном случае немного перестарался. «Джонс» — настолько распространенная фамилия, что можно подумать, будто я написал ее просто наугад. Мало ли в Америке спортсменок с фамилией Джонс? Наверное, немногим меньше, чем с фамилией Смит. Я что, сейчас проиграю из-за идиотской технической ошибки, как когда-то Брайан Вейкл?

И все же пуля проходит в сантиметре от моего виска. Одним коротким кивком судья засчитывает мне победу. «Мы принимаем такой ответ», — объявляет Алекс, — поясняя, что (к счастью для меня) не существует других достаточно выдающихся легкоатлеток по фамилии Джонс. «Вы зарабатываете еще $17 тысяч, ваш итоговый выигрыш равен $37 201, и вы становитесь чемпионом в сегодняшней игре!»

Адреналин, который копился с начала финального раунда, фонтаном выплескивается в кровь, и я впадаю в состояние эйфории. Когда публика начинает аплодировать, ты таешь от восторга, как под воздействием любимых гитарных риффов или как будто видишь, как игрок твоей любимой команды по американскому футболу делает тачдаун, с той только разницей, что в этом случае Эрик Клэптон или Рэнди Мосс — это ты сам. Начинает играть заключительная музыка программы, и я пожимаю руки Джулии и Джерри, пока Алекс подходит к моему подиуму.

«Вы что, не знали, как ее зовут?» — рокочет он.

Все три участника игры спускаются со сцены к Алексу, чтобы создать видимость непринужденной беседы в то время, пока по экрану идут титры. Это самый неловкий момент каждой программы. Все четверо делают вид, что присутствуют на веселой светской вечеринке, в то время как на самом деле двое готовы бить себя по голове за то, что упустили свой шанс в Jeopardy! и жаловаться окружающим, на свою горькую долю. До третьего счастливчика тем временем доходит, что через десять минут ему придется еще раз пройти через суровые испытания, а четвертый задается вопросом, сколько еще игр «Лейкерсов» он будет вынужден пропустить.

Громче всех в студии аплодирует Минди, а мой брат поднимает вверх большие пальцы обеих рук. Я на седьмом небе. Это никак не связано с выигранными деньгами, тем более что они еще не упали на счет. Это никак не связано с самолюбием, удовлетворенным тем, что по центральному телевидению я буду выглядеть умником, особенно учитывая вопросы, на которых я сел в лужу. Это связано с тем, что сбылась моя мечта, которой я грезил с десяти лет. Я был так одержим тривией, что люди, которые оказывались на подиуме Jeopardy! казались мне супергероями. Теперь, смотря передачу, я вижу простых смертных: мамаш начинающих футболистов, балующих своих деток университетских профессоров, которые надеются наскрести немного денег в дополнение к скромному доходу, временно безработных фрилансеров или тех, кому запойное чтение и энциклопедические познания никогда не помогали подолгу задерживаться на хорошей работе. Но когда я был юнцом, эти люди казались мне настоящими гладиаторами, блестящими и бесстрашными, чья несомненная слава послужила для меня главным подтверждением того факта, что никакие знания, сколь экзотическими они бы ни казались, не могут быть лишними.