– Ага. Карты попутала.

– Я тебя сейчас заберу. Поедем в Тутаевку. Отправь пока ребят к нашему дому. Пусть присмотрят за Региной.

С Берёзкиным Архипов долетел до Тутаевки мигом. Старший оперуполномоченный не женщина в положении, можно и полихачить. Однако, когда они приехали в деревню, на музейном домике висел замок. Жена Степана Ильича сообщила следователю, что её старик, дома ему не сидится, в город уехал, к дочке партизана.

– А зачем, он не сказал? – спросил Архипов, предчувствуя неладное.

– Как будто я его спрашивала, – буркнула пожилая женщина, поджав губы.

Увлечения супруга её не интересовали, а скорее раздражали. Нет чтобы дров наколоть на зиму или печку подмазать, а он всё с историей своей носится. О будущем думать надоть, а не в прошлом копаться!

Обратная дорога в Старград оказалась ещё короче – Архипов летел по трассе, не обращая внимания на колдобины. Вот уже и город показался, надо бы сбросить скорость, но червячок свербил изнутри: "Не допусти третьего убийства!"

– Региночка, не в службу, а в дружбу нужен адрес Болотовой Елены Егоровны. Ага. Спасибо, дорогая! – сказал Берёзкин, набрав супругу шефа по телефону.

Подхватив Регину у дома, машина со следователем, оперативником и старшим архивистом двинулась к центру города. Уютный зелёный двор, окружённый чугунной оградой с массивными чугунными же воротами, был пуст – жарко. Когда-то, в далёкое советское время, здесь проживала элита города. Сейчас в бывшем горкомовском доме доживали свой век коммунисты, проживали их внуки и дети, поселились нувориши.

Остановив пыльную машину у подъезда в старом доме со львами у ворот, Руслан не вышел из неё, а буквально выпрыгнул. Тяжёлая высокая дверь, щербатые мраморные ступени широкой лестницы, и, наконец, появилась входная дверь квартиры Болотовых. Берёзкин настойчиво вдавливал кнопку звонка. Архипов раздумывал, как быстрее вскрыть дверь, если никто не откроет, уж больно она массивная, сделанная на совесть. Неожиданно дверь распахнулась, и перед ними предстала Елена Егоровна – жива и здорова.

– Здравствуйте! – сказал Руслан, оглядывая коридор позади хозяйки.

Не стоит ли за её спиной смотритель музея с занесённым над головой топором в руках?

– Здравствуйте, молодые люди, – сказала Болотова, как ни в чем не бывало. Хотя нет. На Регину она взглянула слегка удивлённо.

– Степан Ильич у Вас?

– У меня.

– Разрешите пройти, – спросил старший оперуполномоченный, и, не дожидаясь ответа, оттесняя следователя, зашёл в квартиру.

– А… И Вы здесь? – спросил музейный хранитель, увидев Архипова и Ростоцкую.

На кухне у накрытого к чаю стола сидел Степан Ильич и добродушно улыбался.

– А я вот Елене Егоровне варенье привёз. Чаевничаем, – сказал старик, предвосхищая вопрос.

Руслан осмотрелся. Кухня как кухня. Понятно, что раньше она, должно быть, была шикарная – польский белый гарнитур, мягкий уголок, набор эмалированных кастрюль, кофейный сервиз в стеклянном шкафчике. На подоконнике – цветы в горшках, газеты, журналы, кроссворды, моток красной ленты.

– Вы этот чай пили? – спросил следователь хозяйку.

– Пила. А что? – ответила она.

– Нормально себя чувствуете?

– Как обычно, – недоумённо развела руками Елена Егоровна.

– Степан Ильич, Вы только из-за варенья в гости к дочке партизана пожаловали? – спросил Архипов, указывая на банку с земляникой.

– Как же из-за варенья?! Скажете тоже. Я ей фотографии дневника немецкого офицера привёз. Подлинник-то потерялся. Вдруг ей будет интересно.

– Спасибо. Конечно, мне любопытно взглянуть, – сказала Болотова.

Регина пошатнулась. Как будто ей что-то привиделось. Встряхнула головой, видение исчезло.

– А что же по почте не отправили? – допытывал Руслан.

– По почте? Скажете тоже. Я давно мечтал самолично с дочкой героя познакомиться. Зачем мне почта? – обиделся Ильич.

"Неужели я опять промахнулся?" – думал Архипов, выходя из подъезда обкомовского дома.

Степан Ильич увязался за ними. Словоохотливый старик расспрашивал, как продвигается дело Олеси. Ведь какая же умница была. Как же жалко девчонку! Кто же мог такое сделать? Как таких людей Земля носит. Бу-бу-бу. Бу-бу-бу.

Не доходя до машины, Регина вдруг остановилась. Как вкопанная. Как будто перед ней выросла кирпичная стена. Побледнела. Неужели с ребёнком что-то? Карие глаза судорожно заметались, разглядывая что-то невидимое для Руслана.

"Эмма", – чуть слышно произнесла Ростоцкая. – "Лицедейство".

– Стоп! – вслух сказала Регина. – А ну-ка пошли назад. Помните, что корзинка с отравленными фруктами была перевязана рубиново-красной ленточкой?

– Ну, допустим. По-моему, она была просто красной. А вообще, я такие мелочи не замечаю, – признался старший оперуполномоченный.

– Я тоже плохо разбираюсь в оттенках цвета, – поддакнул Архипов.

– На подоконнике у Елены Егоровны лежит катушка с лентой такого же цвета.

Все четверо рванули обратно наверх. Входная дверь в квартиру Болотовых оказалась незаперта. Несло дымом. Архипов заскочил на кухню первым. Елена Егоровна смотрела на огонь, поглощающий фотокопии злополучного дневника. Она жгла его на металлическом подносе.

Берёзкин схватил стакан, набрал воды из-под крана и плеснул на пламя. Кучка пошипела и успокоилась.

– Зачем Вы это сделали? – удивлённо спросил Степан Ильич.

– Затем, – ответила Елена Егоровна, сжав губы и задрав вверх подбородок с бородавкой.

– Это был единственный экземпляр дневника? – спросила Ростоцкая.

– Конечно, нет. У меня ещё три копии есть. Что ж я без понятия что ли? А если пожар в музее? Нет, нет, у меня всё строго.

Болотова побледнела и, хватаясь за грудь, сползла на пол. Берёзкин еле успел её подхватить.

– Скорую вызывай, Руслан. Кажется, мадам потеряла сознание.

Родителям было далеко за тридцать, когда Леночка появилась на свет. Отец, выросший в детдоме, мечтал о большой семье, но у них ничего не получалось. Как она вообще появилась на свет, оставалось загадкой. Анфиса Болотова десять лет ходила по врачам, но своего добилась – и даже то, что застудилась по молодости в партизанских болотах, не помешало ей зачать, выносить и родить почти здоровую девочку. Ничего, она и дочку по врачам таскала и на ноги поставила – пусть худенькая, но румяная, улыбчивая Леночка радовала родительский глаз, и даже маленькая бородавка не портила миловидное детское лицо.

Старшая октябрятской звёздочки, председатель пионерской дружины, комсорг школы – а как могло быть иначе? Дочь героев войны, умная, активная, за словом в карман не полезет, Лена уверенно шла по стопам отца коммуниста. Когда настала пора расставаться со школой, Леночка загрустила – ведь расставаться придётся не только с учителями и одноклассниками, но и с пожилыми уже родителями. Егор Болотов хоть и сильно сдал к тому времени, но напутствовал дочь добрыми словами.