Но и тем, кто не владел искусством судовых работ, бывший капитан субмарины UB-7 не позволил предаваться праздности. Казачки Тюрморезова, матерясь по адресу «нерусского немца», скоблили и смазывали салом запасные блоки. Спецназовцев Лютйоганн заставил вытащить и протереть газовой смолой якорную цепь, а когда это был сделано – удумал такое, что всякого повидавший Белых счел флотской разводкой вроде продувания макарон или заточки якоря.

А что можно подумать, если клятый тевтон распорядился вытащить на палубу ящик с обшивочными гвоздями, перебрать и каждый – КАЖДЫЙ! – отдраить, покрасить суриком и развесить для просушки? Вий, услыхав о таком издевательстве, взбледнул с лица и так оскалился, что Белых забеспокоился за жизнь обер-лейтенанта.

Лютйоганн же, ничуть не смутившись, разъяснил нерадивцам смысл задания – если гвозди не уберечь от ржавчины, то они, попав в обшивку, проржавеют окончательно и вывалятся, а древесина вокруг отверстия будет гнить. Так что двое бойцов, матерясь вполголоса, перебирали гвозди, скоблили их суконкой с мелким песком и по одному окунали в банку с корабельным суриком. А третий нанизывал «продукт» на длинный шпагат, растянутый между грот-мачтой и леером, подстелив ветошь, чтобы не закапать палубу суриком.

– Командир, радио с «Владимира»!

Змей высовывался из радиорубки – сооружения из реек и парусины, похожего на курятник. Радиорубка приткнулась между колесными кожухами, хоть как-то защищавшими от ударов волн. Предыдущую начисто слизнули волны; слава богу, незаменимую аппаратуру предусмотрительно убрали под палубу.

– Иду! – отозвался капитан-лейтенант и поглядел на часы. По расписанию сеанс связи только через тридцать семь минут. Что там у них стряслось, что понадобилось выходить в эфир в неурочное время?

II

Пароходофрегат «Владимир».

30 сентября 1854 г.

Андрей Митин

– Привет, каплей! Как жизнь пиратская?

– Вашими молитвами, майор. Починились, ползем полегоньку.

Голос то и дело перекрывался треском атмосферных помех.

– Что у вас там за новости? Наваляли французам?

– Как могли. Линейную эскадру уполовинили, армию загнали на плацдарм, в мешок. Сейчас сидят и думают горькую думу. Скоро, надо полагать, лошадей жрать начнут.

Из динамика раздался ехидный смех:

– Лошадей, говоришь? Вот будет срам для Легкой бригады! Вместо того чем героически издохнуть от русской картечи, превратиться в конных по пешему. Кардиган удавится от ярости!

– Пока у них там только адмирал Гамелен застрелился. Не вынес, понимаешь, позора… Вчера казаки пленного приволокли, так он много чего интересного порассказал. Англичане с французами, что ни день, хлещут друг друга по морда́м; лаймы орут, что лягушатники струсили и сбежали после первых выстрелов, а те в ответ костерят их по такой-то матери за предательство – зачем, мол, английская эскадра с полпути в Варну вернулась? Дело до того дошло, что Сент-Арно поставил сардинцев порядок в лагере наводить, прикинь!

– Сардинцы – это, кажется, итальянцы? – Расстояние и помехи не могли скрыть изумление в голосе Белых. – И что, наглы с лягушатниками им подчиняются?

– Подчинишься, если Сент-Арно приказал зачинщиков драк расстреливать! Кстати, мы скоро встретимся – наш отряд выходит в крейсерство на линии Варна – Босфор. Корнилов поставил старшим Бутакова, а сам перебрался на «Императрицу Марию». Нахимов ранен, и раньше, чем недели через три, не поднимется, над ним сейчас шаманят Пирогов и наш медик. Даст бог – выкарабкается адмирал. Они, кстати, и за Груздева взялись: переправили его с «Адаманта» в госпиталь, авось что и получится…

– Авось, небось, да накоси выкуси… – вздохнул Белых. – Три кита расейского мироощущения… Андрюх, ты правду скажи – есть шанс, что проф в себя придет и домой нас вернет? Просто хочется понимать, на что рассчитывать. Да и ребята спрашивают…

Андрей молчал. Что он мог ответить?

– Ясно… – отреагировал на затянувшуюся паузу динамик. – Ладно, будем действовать по обстановке. Что ты там говорил насчет крейсерства?

– Да вот, решили, что пришла пора немного попортить кровь англичанам. А заодно выяснить, что они там, в Варне, затевают. И для вас есть задание: погоняйте турецких каботажников в районе Констанцы, хоть на юг глядеть меньше будут. Мы под шумок и выйдем в район.

– А не похрен? – хмыкнул Белых. – С радаром вы любой дозор обойдете!

– То-то ж и оно, что нет. «Адамант» остается обеспечивать связь и держать блокаду Евпатории. Пока он там – ни в бухту никто не проберется, ни оттуда не сбежит. Вон третьего дня французский шлюп попытался ночью уйти, так Никитка его засек, навел «Алмаз». Даже снарядов тратить не пришлось – причесали шканцы из пулемета, лягушатники белый флаг и выкинули.

– То есть пойдете без локатора и авиаразведки? – уточнил Белых. – Хреновенько…

– Локатора точно не будет, это вам на «Улиссе» лафа. А воздушная разведка есть: «Херсонес» переделали в авиатендер, так что у нас аж две этажерки. Авиаторами командует Эссен – отличный, кстати, мужик, скоро познакомишься.

– Это каждый раз спускать на воду и ждать, пока взлетит? – Голос Белых был полон скепсиса. – Не, ну не жлоб ли Кремень? Мог бы вам Леху с «Горизонтом» отстегнуть, нафига он в блокаде? Много вы навоюете с этажерками!

– Немецкий рейдер «Вольф» во время Первой мировой в Тихом океане очень даже неплохо навоевал. А Черное море поменьше будет. Конечно, с беспилотником оно способнее, но Фомич ни в какую – нужен, и все! Да и Кремень уперся.

– Еще бы! Чтобы наш кап-два корабельное имущество отдал? Только не понимаю, зачем им беспилотник? Плацдарм можно и с летающих лодок рассмотреть…

– Да понимаешь, не хотят они устраивать штурм. Подтянут из Севастополя тяжелые мортиры и раскатают с закрытых позиций. Для корректировки «Горизонт» – в самый раз, это тебе не допотопная «эмка»!

Несколько секунд рация молчала. Когда Белых снова заговорил, голос у него был недовольный:

– Ну и на кой нужны эти мортиры? Врезать шрапнелями, всяко больше толку, чем от чугунных бомб. Слушай, майор, что у вас там творится, а? То Кремень с Фомченкой сопли две недели жевали: «вмешиваться не вмешиваться», то какие-то поддавки затеяли. Делов-то: «Алмаз», «Заветный» и «Адамант» втроем всю эскадру могут на дрова разобрать, а армия сама лапки кверху. Но нет – мины какие-то, линейный бой, блокада, мортиры… Делать нечего?

Андрей усмехнулся. За три дня, проведенных на «Адаманте» и «Алмазе», он и не такого наслушался.

– Все бы вам пальбу устроить! Трах-бах, вдребезги-пополам, а что дальше делать – подумали?

– А что? – удивился Белых. – Дальше война закончится.

– А то, что артпогреба не бездонные. Я понимаю, что пять-шесть сто двадцать мэмэ – и все, капец любой здешней посудине. На «Алмазе» их десятков по восемь на ствол, считая шрапнели и бэбэхи, эскадре хватит с лихвой. А потом что – оставаться с пустыми погребами? А если еще одну эскадру пришлют?