Юрась твой хороший урок нам дал. Стыд и позор нам с тобой! Олухи мы, Тима!

— О чем ты?

— Мы, брат, собственной силы не знаем! Ну скажи мне, чего мы таились от Юрася?! Чего боялись?! Думали, мальчишка, ребенок, не сумеет тайну сохранить, проболтается!

— Закон конспирации, — неуверенно начал Тимофей Петрович.

— Устарел этот закон! Придется нам повиниться перед мальчишкой.

Тимофей Петрович молчал.

— Ну, с этим все! — прервал молчание Спивак. — Переходим к следующему вопросу. Война затянется. Блицкрига у немцев не получилось и не могло получиться. Партия приказывает нам развернуть партизанскую войну. Нужно готовить базу для партизанского отряда. Что ты предпринял для этого?

— Кое-что мы с Кручиной наметили. Километрах в двадцати есть подходящее место в лесной чащобе. Вокруг трясина, топь, и никаких подходов. Одни непуганые лоси вокруг бродят — живое, так сказать, продовольствие. Начнем там рыть землянки, строить склад…

— Будь осторожен. У немцев не должно быть никаких подозрений против тебя… Перехожу к очередному вопросу. Нам нужны опытные боевые командиры. Где их взять? Думал ты об этом?

— Командиры дерутся на фронте…

— А пленные — в гладовском концлагере? Там есть боевые командиры, в числе их такой, как Азарян.

— Азарян? Кто он?

— Кадровый офицер. Опытный артиллерист. Знает саперное дело. Для партизанского отряда такой человек дороже золота. Мы разрабатываем план его побега. Но как вызволить остальных?

— А если напасть на конвой? Их же гоняют в город на работы.

— Нет у нас пока что сил для нападения. Надо искать другой путь.

— Думал я об одном плане, — сказал неуверенно Тимофей Петрович. — Не знаю, выйдет ли… Очень уж он нахальный…

— Ну-ка, выкладывай!

— Хочу попробовать вырвать пленных с помощью самих немцев. Но сначала нужно иметь в лагере верного, смелого человека.

— Есть такой. Мы с ним связаны. В лагере он известен под именем Егора Кротова. Не знаю, настоящая ли это фамилия. Ему можно довериться полностью. Но скажи, что ты затеял.

— Скажу. Только сначала все сам продумаю. Как ты говоришь, "до мельчайших мелочей".

— Хорошо, делай, как считаешь лучше. Когда мы теперь увидимся?

— Встретимся послезавтра, здесь же.

— Есть. А теперь попрощаемся и разойдемся разными дорогами. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня. И верь: Юрася мы спасем!

Военный комендант города Гладова капитан фон Зуппе не удивился появлению Тимофея Петровича. Лесник уже бывал у него.

В кабинете военного коменданта, как всегда, торчал переводчик.

— Какое сообщение хочет сделать староста? — спросил комендант, не предлагая Тимофею Петровичу сесть.

— Насчет урожая, господин комендант…

— Ты имеешь мой приказ. Урожай должен быть убран.

— Вот я и пришел, господин комендант… Потому как с бабами да ребятами урожая не уберешь. Старики больными сказываются.

— Что ты хочешь от меня?

— Вашего разрешения, господин комендант…

— Какого разрешения! Я тебе приказываю! Убрать урожай! Армии фюрера нужен хлеб!

— Так точно, господин комендант! Потому я и пришел к вам. Без мужиков в таком деле нельзя. С одними бабами хлеб не уберешь.

Комендант обратился к переводчику:

— Что он хочет? Чтоб я послал на поля свой гарнизон? Этого он хочет?

Тимофей Петрович испуганно замотал головой:

— Боже сохрани! Солдаты фюрера не могут оставить винтовки! А вдруг партизаны?! Я потому и тороплюсь с уборкой, что опасаюсь: вдруг бандиты поле подожгут! Сгорит урожай! На корню!

Упоминание о партизанах и о поджоге встревожило Зуппе.

— Предупреждаю: если сгорит хлеб, сгорит вся деревня и ты вместе с ней!

— Я об этом и болею, — сказал Тимофей Петрович. — Урожай от партизан можно спасти. Только пусть господин комендант распорядится…

— Да где я тебе возьму мужиков?

— Мужики-то есть. Только в лагере они. Сами в плен сдались, добровольно. Не захотели с Германией воевать.

Вот я и прошу: отпустите вы их по домам. Я за них поручительство дам. Головой отвечу. С ними я урожай под метелочку уберу!

Просьба нового старосты насторожила фашиста.

— Откуда ты знаешь, кто находится в лагере? Кто тебе сообщил?

— Бабы мне сказали, господин комендант. Бабы да старики…

— Что-о? Он, кажется, шутит со мной, свинья! — Зуппе вскочил с кресла. — Последний раз спрашиваю: кто тебе сообщил?

— Как перед богом! — Тимофей Петрович перекрестился на портрет Гитлера. — Бабы и старики из деревни каждый день ходят к лагерю. Высматривают через проволоку, нет ли родных. И многие нашли. Кто мужа, кто сына, кто внука. Они мне все хорошо известны, вот я к вам, значит… с просьбой, чтобы хлеб не пропал. А осенью, как уборка кончится, их можно опять в лагерь отправить. Работать они у меня будут знаете как! Потом станут умываться!

Комендант задумался:

— Сколько человек тебе надо?

— Человек двадцать в самый бы раз…

— Достаточно и пятнадцати!

— Данке зеер[3],— сказал Тимофей Петрович.

— Слушай мои условия. Пленные передаются только матери, отцу или жене. Коммунисты, евреи и офицеры из лагеря не выпускаются. Мать, отец, жена должны иметь справку, что в их семьях никогда не было коммунистов и никто больше не находится в Красной Армии. Все справки подпишешь лично ты. За обман — расстрел. Понял?

— Чего понятнее! От меня обмана не будет! Мне коммунисты в Зоричах не нужны. Они меня первого пристукнут!

— Вижу, ты понимаешь, кто твои враги. Завтра принесешь мне список и все справки. Я сам их передам коменданту лагеря. Пленных забирай быстрее.

— Лагерь скоро перейдет в ведение политической полиции, — пояснил переводчик. — Тогда над ним будет другой хозяин…

— Мигом оформлю, господин комендант. Не сомневайтесь, хлеб уберем! Под метелочку!

НОВЫЙ СТАРОСТА

Вечером, когда Александра Ниловна собиралась ложиться спать, к ней заявился Тимофей Петрович. Он остановился на пороге, поздоровался и снял кепку. Не ответив на приветствие, хозяйка уставилась на нового старосту злыми, горящими глазами.

Тимофей Петрович сказал с упреком:

— Не по-русски, Ниловна, гостя на пороге держать.

— Не по-русски? А присказку помнишь: "гостю гость — рознь, иного хоть брось!"

— Эту помню и другую не забыл: "гость — не кость, за дверь не брось!" Так и стоять мне на пороге? Позволь хоть в кухню войти.

— На что тебе мое позволенье? Мы теперь не хозяева в своем дому. Хозяева теперь полицаи да старосты…

— Не сердись, а выслушай. Я к тебе по делу. — Тимофей Петрович сел на табуретку.

— Дела твои с немцами, а не со мной…

— Погоди, Ниловна. Скажу я тебе правду. Кляну себя, что пошел немцам служить. А только, сама понимаешь, назад мне пути нет…

— Каяться пришел? Я не поп, грехов не отпускаю…

— Знаю, словам моим веры нет. Словам не поверят, а доброе дело зачтется. Никогда