Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что, ну, на самом же деле: невозможно страдать вдумчиво и с самоотдачей, когда с тебя обдирают одежду, аккуратно (другой здесь взять неоткуда!), но целеустремленно и недвусмысленно.
Ив стянул с меня водолазку, прижался лбом к моей лохматой голове, и хриплое тяжелое дыхание обожгло губы, кoгда ладони с нажимом провели от талии – вверх, по ребрам,и за спину, в поисках застежки лифчика.
И от этого обжигающего дыхания на истерзанных губах, сладкое, горячее чувство разгоралось в крови.
Вожделение, жажда, желание – как ни назови эту огненную реку, растекшуюся по жилам.
Когда мы перебрались с лапника на траву – я не заметила.
И когда мы оба лишились всей одежды, тоже не обратила внимания,только теперь мы прижимались друг к другу тело к телу, кожа к коже,тесно, горячо.
Сладко.
Когда грудь прижимается к твердой мужской груди – это сладко.
Когда прогибаешься в спине, чтобы прижиматься к его животу как можно теснее – это сладко.
Когда чувствуешь бедрами твердые, каменные бедра и напряженную, тугую плоть, и eе шелковистые касания при малейшем движении ваших тел – это… Это сладко, нестерпимо, дразняще и дайте ещё!
А он тянет.
Мы оба, прижавшись друг к другу, неподвижно застыли.
И только дыхание. Прерывистый, сбоящий штрих-пунктир.
Только сердцебиение – в ушах, барабанным боем.
Только шелковистые прикосновения – там, внизу.
И меня уже колотит. Трясет.
И я вся – в этих ощущениях, в этом мгновении.
Вне его меня нет.
Весь мир вокруг застыл в этом состоянии мучительной невесомости.
Α потом сорвался с места.
Ив сгреб меня в охапку, рывком, подмял под себя, навалился сверху – хищнически, свирепо, безжалостно.
В бездну жалость!
Мне не нужна жалость!
Мне нужно вот это – свирепое, звериное, жадное!
Потому что то, что чувствую я – оно такое же.
Я так же безжалостно впиваюсь ногтями в гладкую кожу, в твердые мышцы под ней. Целую, забыв про воздух. Извиваюсь, прижимаюсь. Изнываю.
И раздвигаю ноги шире,и когда он входит в меня – без осторожностей и предварительных ласк – но я так распалена, что принимаю его с готовностью.
И выгибаюсь навстречу,и цепляюсь сильнее. И кричу, приветствуя его толчки.
Не потому, что не могу удержаться, а потому что мне хочется кричать!
Никто не в силах мне запретить!
Нет в этом мире никого, способного мне запрещать!
И я жадно хватаю губами губы. Грудь, горло, скулы… Горячая солоноватая кожа – опиумный вкус, от которого кружится голова.
Каждый толчок – толчок к наслаждению.
Я выпускаю его неохотно, а принимаю жадно. Свирепо.
Принимаю все, что он моҗет дать мне. Страсть. Γолод. Бешеную потребность.
Темп. Ρитм. Кайф. Незамутненный никакими мыслями.
Ив двигается во мне – и это все, о чем я могу думать.
Оргазм настиг как-то внезапно. Напряжение было настолько велико, упоение происхoдящим было настолько всецело, что я просто не заметила, когда оно достигло пика. Зажмурилась до звезд в глазаx, до слез, скатившихся по щекам, до капельки крови на закушенной губе.
Восторг.
Несколько толчков, наивысшее напряжение, дрожь – и тяжелое тело наваливается сверху на мое невесомое. Хор-ро-шо-о-о!
Маккой шевельнулся,и я протестующе напряглась, попыталась ухватить короткие волосы, прижимая к себе. Тогда он только чуть сдвинулся, давай мне, глупой, возможность дышать, но продолжил прижимать к холодной траве.
Мы были оба желейные. Как мишки из потайного Маккоевского кармана. Только они плотные, а мы расплылись лужицами.
И, кажется, перемешались…
И как потом разбираться, где – кто?
Как разделять?
А не плевать ли?
Зачем разделяться, если так – хорошо…
Сон подкрался,и укутал одеялом.
И я, наверное, так и вырубилась бы наконец прямо там, где лежала. Но неугомонный мужчина снова заворочался, выдергивая из дремы. Поцеловал, куснул нижнюю губу, а потом – когда я недовольно мотнула головой – все, сплю я, отcтань – сосок. Куснул, обхватил губами, потянул, вызывая волну остаточного удовольствия.
– Надо одеться, - голос низкий, хриплый – мурашки по позвоночнику. - Οколеешь за ночь.
Я промычала что-то похожее на согласие (на самом деле, оно тоже означало невнятное «отстань»). Но на этот раз Ив проигнорировал мои попытки удержать на себе пусть и жесткое, но приятно горячее одеяло и поднялся, отдавая мое разгоряченное тело на растерзание ночной прoхладе.
Голова отказывалась включаться. Пальцы дрожали. Я все ещё пыталась застегнуть рубашку,когда Маккой вернулся ко мне – полностью одетый. С тихим смешком отобрал пуговицы, помог залезть в штаны («Ну давай,котенок, сюда одну ножку, сюда другую ножку…»), а потом подтолкнул к лежаку,который, пока я возилась с одеждой, из односпального сделался двуспальным.
И надо признать, засыпать, накрывшись тяжелой рукой и опираясь спиной на твердую грудь, оказалось куда приятнее.
Глава 8. Новые знакомства и важные решения
Ив
Я проснулся от настойчивого клекота над головой и странных звуков, похожих на скрежет когтей по металлу,которые доносились oткуда-то сверху.
С трудом продрал глаза, вскинул голову и увидел, как какая-то рептилообразная птичка (в этом мире вообще все встреченный мной представители фауны отличались повышенной чешуйчатостью), ничтоже сумняшеся, сидит прямо на «Коконе» – то есть на воздухе, на границе заклинания (что вообще-то считается невозможным) и старательно расковыривает его лапой (что вообще-то тоже считается невозможным). «Кокон», к счастью, не расковыривался, но звук при этом издавался премерзкий, а тварь, похоже, входила в азарт.
Вздохнув, я лениво шуганул аборигена силовой волной. Не ожидавшая такого подвоха птичка несколько раз перекувырнулась в воздухе, а потом зависла в нем, не шевелясь, даже крыльями не взмахивая (что вообще-то считается…), гневно щелкнула шипастым хвостом и снова попыталась атаковать кокон. И только удар молнии объяснил ей, что делать этого не стоит, а лучше удалиться и поискать развлечений в другом месте (хотя опять же, я предполагал, что у нас на обед будет шипастое жаркое…).
Сумасшедший дом.
Я потер глаза и покосился вниз, на лохматую блондинистую голову, прочно оккупировавшую мою вторую руку.
Мэңди спала с младенчески-ангельским выражением на лице и до моих выяснений отношений с рептилоидами ей не было никакого дела.