– Александр, воскресшее прошлое может поставить тебя в неловкое положение перед семьей, в которой есть женщина, имевшая для тебя столь важное значение.

– Важное значение? – Он засмеялся, нос оттенком легкой печали. – Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду, Чайна, а не всякие выдумки, которые ходят в светском обществе. Когда я хотел жениться на Норе Тернбулл, я обожал ее и испытывал страсть, близкую к умопомрачению. Она же подобных чувств не испытывала и выбрала в мужья Мориса Эруина. Полагаю, примерно это тебе рассказали.

– В основном да.

– Твои источники хорошо информированы.

– Я сомневаюсь, что в Англии найдется хотя бы один дом, в котором слуги не могли узнать секреты своих хозяев – причем быстрее, чем это становилось известно их господам. – Она смочила губы кончиком языка и спросила: – Ты все еще любишь ее?

– Я бы предпочел обсудить это подальше от ушей потенциальных любителей подслушивать. – Предложив ей руку, он бросил взгляд в сторону стола, где слуги убирали остатки блюд.

– Ты уверен? Ты устал и чувствуешь себя не столь хорошо, как раньше.

– Тебе не надо бояться, что я так и упаду на тебя. – Он улыбнулся плутовской улыбкой, затем тихо добавил: – Если, конечно, это не будет целью.

– А теперь и я не хотела бы, чтобы нас подслушали, – шепотом ответила она, радуясь тому, что все слуги находятся на другом конце стола.

Он вывел ее в коридор.

– Могу я надеяться, что это из-за твоей природной скромности? Что ты не хочешь, чтобы твое имя упоминали к месту и не к месту?

– Ты можешь надеяться всегда и на все, что угодно!

– Ты очень бойка сегодня. – Он засмеялся. – Но за обедом ты молчала как рыба.

– Мне было нечего сказать.

– Или не было возможности. Бедняжка Тернбулл! Он должен смириться с тем, что язычок леди Виолы никогда не будет находиться за зубами. Похоже, она любит звук своего голоса во много раз сильнее, чем самого Тернбулла.

– Ты говоришь ужасные вещи.

– Лишь в том случае, если ужасна истина.

Александр продолжал поддразнивать Чайну, пока они не вышли во двор. Свет лился из открытых дверей, нельзя было даже подумать о чем-то предосудительном в их благовоспитанной прогулке, тем более что терраса была видна из многих окон.

Чайна прошла по неровным камням и посмотрела на кряж, за которым начиналась вересковая пустошь. Луна вышла из-за скал. Ее свет, холодный, но мощный, образовал дорожку на пруду за садом.

– Который из ваших предков возвел замок Недеркотт? – спросил Александр, подойдя к ней ближе.

– Это случилось после того, как люди короля Генриха снесли монастырь.

Он прислонил трость к невысокой стенке, отделяющей террасу от сада.

– Расскажи мне о человеке, который построил этот дом.

– Я не имею понятия, кем был мой прапрапрадед, знаю только, что он купил землю у короля и спроектировал дом. Он использовал для строительства камни, оставшиеся от монастыря.

– Твой предок построил парапеты на стенах больше для красоты. Они не дают возможности оборонять дом от нападения с горы. В том месте, где мы стоим, во всех направлениях идет спуск.

– Ты всегда думаешь о войне?

Он нахмурился:

– Я стараюсь не думать об этом.

– Но ты часто вспоминаешь о защите и о баталиях.

– Это, должно быть, потому, что мой мозг еще не вернулся к мирной жизни, хотя война и закончилась.

– Мне кажется, ты горишь желанием забыть об этом.

– Верно. Возможно, – хмыкнул Александр, – мне нужно поступить как Тернбулл и найти нечто такое, что меня всецело будет занимать.

– Что ты имеешь в виду?

– Он взвалил на себя задачу всячески опекать свою нареченную.

– Задачу, о которой его никто не просил.

– Кто еще должен опекать ее, кроме жениха?

Она отошла, не желая ссориться.

Александр шагнул вслед за ней гораздо более проворно, чем она ожидала, и взял ее под руку. Когда его пальцы коснулись ее кожи, ей страстно захотелось повернуться, обвить его руками и почувствовать его губы на своих губах.

Но вместо этого она лишь посмотрела на него:

– Да?

– Почему ты уходишь, словно старая несговорчивая особа, оскорбленная улыбкой флиртующего молодого человека?

– Ты считаешь, что флиртуешь со мной?

Он положил руку на стенку террасы.

– Что тебя беспокоит, Чайна? Ты ведешь себя как-то необычно.

– Ты едва знаешь меня.

– Я знаю, что ты волевая женщина, честная и прямая. – Он одарил ее улыбкой, способной растопить сердце. – И обладаешь чувственностью, которая бросает меня в дрожь, как ничто в жизни не бросало.

Она опустила глаза, ошеломленная его словами. Он дотронулся до ее подбородка и приподнял его.

– Чайна, ты уже дважды спасла мне жизнь. Неужели ты не понимаешь, что это порождает между нами связь, которая позволяет нам забыть про всякие глупые игры между женщиной и мужчиной?

– Я не знаю этих игр.

– Это неудивительно. Должен сказать, что это отрадно. – Он шагнул к ней и нежно коснулся ее губ своими губами. Сдавленно застонав, она отпрянула. – Если бы ты умела играть в эти игры, ты напомнила бы мне сейчас, что мы одни и что я не должен позволять себе таких вольностей.

– Почему я должна говорить тебе то, что ты уже знаешь?

– Это, дорогая моя, и есть часть игры.

Она не могла сдержать дрожь, которая ее пронизала.

– Но я не знаю, как играть в эту игру, о которой ты сказал. – Услышав, как задрожал ее голос, она постаралась придать ему большую твердость. Ей нужно было думать о чем-то другом, а не о его прикосновениях, о его губах, о его крепкой груди, которая находилась столь близко. И ей пришла в голову мысль, которая ее чрезвычайно раздражала. – Наверное, я могла бы взять уроки у эксперта по таким играм…

– У кого именно?

– У леди Виолы.

Он театрально застонал.

– Эта леди усвоила игру очень хорошо, потому что сейчас она попала в зависимость от Тернбулла.

– В зависимость? Ты и раньше говорил, что он опекает ее. Это и есть попытка ее подчинить? Но почему?

– Это обязанность мужчины…

Чайна закатила глаза:

– Поверь, я и так знаю разницу между мужчиной и женщиной. И только потому, что мне еще не было двадцати шести лет, считалось немыслимым, чтобы я руководила штатом слуг без управляющего. Если бы я была замужем, или чуть постарше, или мужчиной, тогда я могла бы управлять этим домом самостоятельно.