Джой подумала, от скольких предметов ей пришлось избавиться, прежде чем бывшая семейная квартира стала восприниматься как ее собственная. Тогда это казалось невероятно важным, учитывая, что мать проболела в этих комнатах почти два года: заново покрыть лаком полы, перекрасить стены и заменить обои, поменять кухонную мебель и сантехнику. Однако, стремясь начать жизнь с чистого листа, Джой лишила себя множества тех самых вещей, которые и делали жилище по-домашнему уютным и приветливым: вязаных пледов, фотографий в рамках, каких-то разрозненных предметов и безделушек, подаренных или доставшихся по наследству. Она вдруг вспомнила о тех чашках с блюдцами, которыми они пользовались, когда она была подростком. Она сложила их в коробку и убрала с глаз долой, когда купила новую посуду и столовые приборы. Может быть, ей не следовало проявлять такую поспешность.

Джой достала косметичку и села за туалетный столик в спальне. Она сняла стеклянную пробку со старинного флакона для духов и вдохнула аромат: он был тяжелым и темным, волнующим, старомодным. Она нанесла каплю за уши, придвинулась к большому овальному зеркалу и всмотрелась в свое отражение. Вид усталый. Она в самом деле устала. В уголках глаз появились морщинки, которых она до сих пор не замечала. «Солнечные лучики», так их называют льстецы. Они же «гусиные лапки». У нее, у Джой, появились «гусиные лапки»! Нужно следить за тем, чтобы не улыбаться из вежливости. Нужно запомнить, что улыбаться стоит только тогда, когда действительно хочется.

Джой заметила в волосах, залитых солнцем, какой-то блеск. Не может быть, чтобы у нее… нет… да! Боже мой, это правда! У нее седина! Она старательно отделила ненужный волосок от других, не очень понимая, что с ним делать дальше. Вырвать? Но от этого седины не станет появляться меньше. Джой оглядела комнату – где-то у нее был черный маркер. А в следующий миг она заметила в зеркале свое отражение: рука держит невидимый волос. Она сейчас похожа на сумасшедшую.

Одним резким движением Джой вырвала волос и выбросила в мусорную корзину. В скором времени ей придется вплотную заняться этой проблемой, и без черных маркеров, без выдирания седых волосков по одному, но сейчас еще не время.

Джой поглядела на Дейзи, которая часто дышала, сидя у кресла с подставкой для книг. Как раз в этот момент Дейзи улеглась на бок, испустив глубокий, удовлетворенный вздох.

«Да, ты действительно здорово утомилась», – подумала Джой.

Когда она забрала Дейзи у Иэна, они вместе пошли через поле к дому у ворот. Иэн отдал Джой ключи от Стэнвей-Хауса и бесстрастно сообщил, что если ей потребуются его услуги, пусть стучит в дверь. Если его не окажется дома, значит он в амбаре или в другой надворной постройке, и тогда дверь будет незаперта. Дверь почти всегда открыта. Она может оставлять ему записки на кухонном столе. Они могут встретиться в любой момент, когда ей будет угодно, чтобы обсудить насущные вопросы. Нет, сотового телефона у него нет.

Джой несколько раз поблагодарила его за помощь с Дейзи. Она не пыталась его обаять, однако ее тревожило то, что ей не удалось добиться от этого человека хотя бы вежливой улыбки или банальной любезности в ответ. Да что с ним такое? Нет, понятно, что он потерял жену и это ужасная трагедия, но сколько лет назад все это произошло? Неужели он так и будет идти по жизни каменным истуканом?

Ее вдруг посетила тревожная мысль. Может, она просто не кажется ему привлекательной? Не то чтобы она хотела его привлечь, но обычно в общении с мужчиной пробегала какая-то искра, замечалась хоть какая-то реакция! Но только не с Иэном. Он вел себя так, словно ему не терпится распрощаться с ней.

Джой подумала о «гусиных лапках» и седых волосах. Избавиться от тревожного, неприятного ощущения можно только одним способом. Нужно отправиться на хорошую пробежку.

Джой закрыла тяжелую входную дверь и заперла на ключ. Наклонилась, чтобы привязать ключи к шнуркам кроссовок. Закрепила двойным, а потом и тройным узлом. А то ей только этого и не хватает – потерять на пробежке ключи от Стэнвей-Хауса, чтобы потом выслушивать холодную отповедь мистера Оптимиста.

Джой распрямилась и поглядела на низкий серый небосклон. Английский холод совсем не такой, как в Нью-Йорке. Может быть, она воспринимает его иначе, потому что в Нью-Йорке она выходит из дома и тут же садится в такси, а от сильных порывов ветра защищают высокие здания в центре города. Как бы там ни было, холод здесь был влажным, пронизывающим до костей. Джой сделала глубокий вдох и медленно побежала, разогреваясь.

Хорошо, что Дейзи она оставила дома. Собака вскочила с места, как только увидела, что начинается знакомый ритуал: достаются кроссовки, звенят ключи – в общем, явно предстоит пробежка. И она поглядела с недоумением, когда Джой сказала: «Нет. Ты остаешься. Ты была плохой собакой». Джой как-то читала, что бессмысленно наказывать животное за то, что сделано в прошлом, – собака не способна связать давешний проступок с нынешним наказанием. Но Джой все еще была раздражена возмутительным побегом Дейзи и в данный момент не желала прислушиваться к собачьим страданиям. Ей хотелось побыть одной, впервые за последние дни.

Она понятия не имела, где находится, но знала, что если внимательно смотреть, куда бежишь, то всегда сумеешь найти дорогу обратно. Джой чувствовала, как ее мышцы разогреваются и расслабляются, она ускоряла бег, и многочисленные узлы в сознании развязывались, а запутанное становилось простым. Холод, казавшийся невыносимым еще двадцать минут назад, теперь вовсе ее не беспокоил. Она пробежала примерно три мили, решила Джой, поглядев на часы, и тут поняла, что находится рядом с прудом, где познакомилась с Агги.

Она попала сюда совершенно другим путем, подойдя с северо-востока, а не с юго-запада, как в прошлый раз, поэтому и не сразу узнала местность. Пруд должен быть где-то рядом. Она узнала выгон слева и поняла, что находится недалеко от старой части городка.

Джой остановилась, выдыхая облачка пара. В тишине ветер донес до нее чей-то смех. Поддавшись порыву, она двинулась по натоптанной тропинке, уводящей от дороги к густым деревьям. Смех и голоса сделались громче, и скоро Джой уже спускалась к пруду с небольшого холма, возвышавшегося над ним. И была ошеломлена красотой водоема. Она совершенно не успела разглядеть его в первый раз, поглощенная «спасением» Агги.

Вода в обрамлении зеленых и золотисто-коричневых полей сверкала под солнцем, затянутая кое-где тонким слоем льда, и от нее веяло таким покоем, будто сама Природа на миг затаила дыхание. Могучие дубы и плакучие ивы с серебристыми ветвями застыли в почтительном ожидании. Подобную картину мог бы написать Микеланджело, и Джой нисколько бы не удивилась, увидев в этот миг, как с небес протягивается Божья десница.

Она спустилась с холма, пробралась между кустами и нависающими ветками, и пруд открылся перед ней во всей своей красе. Джой тут же увидела Агги. Та стремительно рассекала освобожденную ото льда водную гладь мощным кролем, рядом с ней плыл кто-то еще. Ближе к берегу, недалеко от выбеленных солнцем старых мостков, плескалась и ныряла женщина с внешностью эльфа. Джой остановилась и улыбнулась: они похожи на трех русалок, играющих в приливной волне. Она сделала еще несколько шагов и заметила справа низенькую, коренастую женщину, которая толстой палкой разбивала тонкую корку льда. «Ага, так вот как они это делают».