Лера сквозь слезы улыбнулась и прошептала:

– Может, они и виноваты, но ведь… ведь не смерти же они за это заслужили! И вообще, настоящий маньяк ведь на свободе! Его надо остановить! Правоохранительные органы должны быть заинтересованы…

Она осеклась, а Федор, почти насильно всучив ей стакан со сладкой чаеобразной бурдой, сказал:

– Забудь это прилипчивое словечко «должны», ласточка моя! Никто никому ничего не должен, и уж точно не правоохранительные органы вашего города. Они ведь ужасно рады, что предъявили общественности маньяка и что тот покончил с собой: ни следствия, ни суда теперь не будет. Шито-крыто, порядок восстановлен, монстр обезврежен, и кое-кто наверняка получит звездочки и повышение по службе…

– Но маньяк будет убивать дальше! – закричала Лера. – Погибнут невинные люди!

Федор пожал плечами:

– Ну, а то, что за время нашего с тобой, ласточка моя, балаканья где-то в Африке или Азии умерло тридцать семь детей от голода, это тебя в какой-то мере заботит? Нет? Так и других не заботит, что маньяк снова выйдет на охоту. И если он не идиот, а судя по всему нет, то он затаится, заляжет на дно или вообще уедет из вашего города и продолжит убивать где-то в ином месте, потому что, если продолжит у вас в городе, то тем самым подставит себя под удар. Ведь официально он, то есть маньяк, то бишь твой отец, мертв!

Лера быстро отпила теплой, безмерно сладкой бурды и вдруг ощутила, что ей, несмотря на жуткие слова Федора, делается лучше.

Тот торжествующе произнес:

– Что, полегчало, ласточка моя? Теперь понимаешь, почему я столько сладкого потребляю, это улучшает мои и без того феноменальные интеллектуальные возможности. Хотя нет, вру! Знаю, что я субъект бесталанный, но зато умею припрячь других и заставить их работать на себя, за счет чего и держусь на плаву!

Лера снова улыбнулась, хотя на душе, несмотря на запатентованный рецепт Федора Крылова для повышения тонуса, словно кошки скребли.

Она отчего-то вспомнила дохлую, покрытую опарышами кошку в своей бывшей разгромленной квартире.

– Значит, ничего поделать нельзя? – спросила девушка упавшим голосом. – Но у тебя наверняка есть связи в Москве. Если обратиться в тамошние органы…

Федор захохотал.

– Ну да, связи среди развеселых девиц или мелких жуликов имеются! Советую тебе, ласточка моя, забыть о прошлом, похоронить своих мертвецов и смотреть только вперед!

А ее мертвецами были: отец, бабушка и Лариска.

И, вероятно, ее любовь к Кириллу.

– Но это же… цинично! – прошептала Лера, а Федор с улыбкой до ушей подтвердил энергичным кивком:

– О да!

– И бесчеловечно!

– Бесспорно!

– И невероятно подло!

– Вне всяких сомнений!

– И так мерзко!

Взяв Леру за плечи, молодой человек как следует тряхнул ее и произнес:

– А как ты думала? Хочешь жить – умей… нет, не вертеться! А врать. И думать только о себе. Перешагивать через всех других. Забыть о тех, кто дорог. Иначе-то как?

На лице Леры было написано такое отвращение, что Федор отсел на свою полку.

– Ласточка моя, только не надо строить из себя помесь принцессы на горошине и монахини-кармелитки. Хотя, думаю, последние знали жизнь лучше тебя. Правда никому не нужна. Не смей никуда обращаться – все только тебе боком выйдет. Еще в пособники отца-маньяка запишут или просто прихлопнут. Мой тебе настоятельный совет, ласточка моя: не лезь ты в эту историю, тебе повезло, что ты осталась жива. Ведь тебя запросто могли убить!

– Кто, маньяк? – проронила Лера, а Федор ответил:

– Вряд ли он, но и он тоже. Но, вероятнее всего, твои милые соседи. Так что вперед и с песней!

Вперед и с песней – но только куда?

Лера горестно вздохнула, а Федор, посмотрев на нее, сказал:

– Жаль мне тебя, хотя я давно уже дал себе зарок никого не жалеть. Меня в свое время тоже никто не жалел. Вот я таким и стал. Но раз уж рублю правду-матку сегодня, игнорируя свои принципы, то пойду до победного конца. Хочешь знать, что я еще думаю? Только это будет еще хуже, намного хуже!

Лера медленно кивнула, ощутив, что дрожит.

Что могло быть намного хуже того, что он сказал?

Федор все молчал, затянув до невозможности полную драматизма паузу, и Лера не выдержала:

– Говори! Что может быть еще хуже? То, что маньяк едет с нами в поезде?

И вдруг, уставившись на Федора, в ужасе пролепетала:

– Что этот маньяк ты?

Тот, подавившись своим жутко-сладким чаем, закашлялся, да так, что Лере пришлось его бить по спине. Когда приступ наконец миновал, Федор с лилово-багровым лицом просипел:

– Ну что ж, ласточка моя, ты понимаешь, что только что чуть не укокошила меня? Я чуть не стал очередной жертвой твоей кошмарной истории!

Закусив губу, Лера ощутила, что снова плачет, а Федор, цвет лица которого постепенно нормализовался, откинулся на подушку и сказал:

– Ладно, не надо реветь. Итак, сейчас будет по-настоящему больно, ласточка моя. Ты меня едва не убила, так что и я позволю себе и тебя чуть не убить. В переносном смысле, конечно же! Потому что я никакой не маньяк, меня от крови мутит. Да у меня есть железобетонные алиби на все убийства, и в ваш город я впервые приехал только после того, как они все имели место…

– Это ты так говоришь, а в реальности все может быть иначе! – упрямо заявила Лера, понимая, что Федор к убийствам уж точно не имеет отношения.

Репортер усмехнулся:

– Благодарю за крайне высокую оценку степени моей чокнутости, но кромсать людей на кусочки как-то не мое амплуа. И вообще, может, маньяк в самом деле в этом поезде и это… нет, не беспокойся, не ты, а наша проводница!

Засмеявшись, Лера ответила:

– Женщин-маньяков не бывает. Тем более с золотыми коронками!

Федор протянул:

– Ну, никогда не говори «никогда». Ну ладно, даже если маньяк и едет этим же поездом в Москву, черт с ним. Я о другом. Я о твоем Кирилле…

Сердце Леры екнуло, и до нее донеслись размеренные слова Федора:

– Тебя развели по полной программе и с использованием минимума средств. Твой Кирилл ведь в прокуратуре подвизается? И устроил его туда папаша, который там какая-то важная шишка. Ну, все понятно! Наверняка им требовался козел отпущения, на которого можно было спихнуть все убийства, а заодно самим получить звездочки и повышения. Еще бы, серийного убийцу в кратчайшие сроки разоблачили!

Превозмогая внезапную слабость, Лера пробормотала: