— Сержант, ты что, с дуба рухнул?

— Нет, товарищ старший лейтенант.

— Так что ж ты старшего по званию — прикладом?

— А вражина он!

— Да с чего вы взяли, сержант? — Я попытался перейти на официальный тон.

— Что он нам стволом грозил? Да и форма у него подозрительно чистая! Вон, даже подшива белеет! На нас посмотрите, товарищ старший лейтенант, вон, обтрепанные все. До меня только сейчас дошло!

«Щелк!» — И кусочки головоломки встали на свои места. Я понял, что же мне показалось странным в том жесте лейтенанта, когда он якобы очнулся. Он искал кобуру НА ЖИВОТЕ! Некоторое время назад я помогал ребятам-реконструкторам при съемке документального фильма, точнее, это они снимались в документальном фильме, на который меня наняли как режиссера. Так вот, я вспомнил, как один из «отцов реконструкции» распекал двух парней за неправильное ношение кобуры. «Ты кто? Офицер Красной армии или шпион? Ну, так перевесь кобуру на правый бок. Я понимаю, ты немцев обычно реконструируешь, но наши-то носили кобуру на боку, а вот фрицы — на животе».

Вскочив на ноги, я бросился к лейтенанту. «Только бы мы не ошиблись! Только бы он немцем оказался!» — стучало у меня в голове. Был один надежный способ проверить мои сомнения. Торопливо обшарив карманы «энкавэдэшника», я нашел удостоверение.

— Тотен, фонарик! Живо!

В ярком свете диодного фонарика я торопливо листал страницы. «Саукстас Герман Янович. Лейтенант. ГУГБ НКВД» — пока все верно. Так, «выдано 18 октября 1939 г.». Проведя пальцем по скрепкам, я облегченно выдохнул.

— Немец он, — сказал я, поднимая голову.

— А как вы узнали, товарищ старший лейтенант?

— Вот, сам посмотри. Удостоверение он, судя по «легенде», почти два года в кармане таскает, края обтрепались и обложка потерта, а скрепки не заржавели. Нам перед заброской как раз про эту особенность рассказывали… — решил я придать убедительности своим словам.

— Но удостоверение ведь действительно потрепано?

— Есть такие спецы, Николай, они тебе за два дня что хочешь в надлежащий вид приведут.

— Понятно. То-то мне показалось, что он по-русски как-то не так говорил.

— Поэтому он и прибалтом записан, а может, и на самом деле — латыш или эстонец, а может, фольксдойч какой. Но это лирика. Алик, шнурок давай.

В этот момент я краем глаза заметил быстрое смазанное движение. Единственное, что я успел сделать, — это поднять правое плечо и немного пригнуть голову, поэтому сапог лжегэбэшника попал мне не в голову, а как раз в поднятое плечо. От удара оно онемело, и я выронил пистолет, а сам опрокинулся на бок. Гад сноровисто сграбастал «ТТ» и направил его на меня…

— АААААА, твоюююю… — раздался рев Тотена.

Немец отреагировал на новую угрозу выстрелом. Алик запнулся на бегу, но все-таки сделал еще два шага и обрушил приклад «маузера» на грудную клетку противника. Противный хруст и бульканье… Извернувшись, я изо всех сил ударил немца ногой в голову. Снова послышался хруст. Я встаю на четвереньки и, не обращая внимания на немца, рвусь к Алику, оседающему на землю.

— Тотен! Алик? Куда? Куда он попал?

— Все нормально, Тоха… — слабым голосом отвечает мой друг.

— Твою мать! Алик, куда он попал?

— Нога, правая.

Я кладу друга на спину и в ярком белом свете «диодника» вижу входное отверстие на бедре.

«Господи, только бы артерию не задело!» — почему-то думаю я в этот момент.

— Сержант, там под деревом «сбруи» немецкие лежат. Тащи их сюда! — ору я, сдавливая бедро выше раны.

— А вы чего встали? — Это уже рядовым, в полных непонятках застывшим у своих деревьев.

— Ты! — Я кивком показываю на того, что с обожженной шеей. — Иди сюда! Держать будешь.

— Алик, аптечка у тебя в каком подсумке?

— Там, в «трехдневнике», на спине.

С помощью бойца приподняв Тотена, я достаю из «транспортного» подсумка пакет с аптечкой.

«Спасибо тебе, Док!» — думаю я. Ведь в отличие от многих других команд, где и аптечек-то у многих нет, а если и есть, то кроме панадола и ношпы в них ничего не найдешь, наш медик реально комплектует аптечки нужными средствами первой помощи. Достав из пакета шприц-тюбик с противошоковым, я через штаны ставлю Алику укол. Бледность медленно уходит с лица друга.

— Тох, только штаны не режьте, где я новые тут достану?

— Поговори у меня, барахольщик.

Однако, прислушавшись к просьбе друга, штаны ему расстегиваю и приспускаю их ниже коленей. Подношу фонарик к ране и внимательно ее осматриваю.

«Так, кровь не фонтанирует. Это хорошо, значит, артерия не задета! Хотя, стоп. Может и внутреннее кровотечение быть. Рана „слепая“ — выходного отверстия нет. Может, в кость попало?» Аккуратно ощупываю ногу Тотена. Тот морщится, но не кричит.

«Вроде кости целы. Но почему? С трех метров пуля „ТТ“ должна была или пройти навылет, или, если она застряла внутри, попасть в кость. Ничего не понимаю!»

Сержант протягивает мне немецкий ремень. Перетягиваю ногу выше раны, затем, присыпав стрептоцидом входное отверстие и наложив тампон, туго бинтую бедро индпакетом. Ух! Вот это весело мы погуляли!

— Ну, товарищ сержант госбезопасности, с боевым крещением вас! Разрешаю выпить двадцать грамм! — пытаюсь приободрить Алика. — И спасибо тебе!

— Служу… трудовому народу! — полушепотом отвечает Тотен.

В разговор вступает Юрин:

— Товарищ старший лейтенант, а с этим гадом что делать будем? Надо бы его связать.

И тут меня разбирает нервный хохот… Захлебываясь и повизгивая, я с трудом отвечаю сержанту:

— Ха-ха-ха… Ну ты… Ха-ха… и шутник, Коля… Ик… Трупы связывать… Ха-ха… Может, ты их коллекционируешь? Ха-ха-ха!

Положение спасает Алик, который буквально вставляет мне в рот горлышко своей фляжки. Поперхнувшись коньяком, я замолкаю.

Просидев в молчании еще около минуты, я встал и, зачем-то отряхнув колени, сделал два шага к телу «шпионского энкавэдэшника». М-да… Вот это мы постарались… Кровь изо рта шпиона уже течь перестала, но «фанеру» Алик ему явно проломил аж до лопаток. А я своим ударом, похоже, не только раздробил ему висок, но и сломал шею, поскольку голова покойного склонилась к плечу под весьма интересным углом. Наклонившись, я попробовал оторвать петлицы. Крепко пришито. Достав складник, я срезал их ножом. Подобрал фуражку. «Новенькая совсем! Верх обтрепан, а вот изнутри — как будто вчера из ателье…» — отметил я краем сознания. Все молча следили за моими манипуляциями. Наконец я подобрал с земли тотеновский карабин. «А вот и разгадка!» — При ударе кусок приклада откололся, но аккуратное входное отверстие от тэтэшной пули было заметно — трещина, расколовшая приклад, прошла как раз через эту дырку. Я протянул «маузер» Алику: