«К чему бы это?» — сначала не поняла я. Но пока спускалась по лестнице, сообразила, что, скорее всего, если между девушками и была какая-то ссора или недомолвка, то причиной ее мог быть лишь мужчина. Именно это и есть та самая единственная причина, за которую женщина способна убить. Ну если бы были дети, тогда другой вопрос, но мои дамочки пока таковых не имели. Выходило, что причиной ссоры между сестрами мог быть муж Алены — Станислав.

Забавная в таком случае получается картинка. Две сестры влюбляются в одного и того же парня, тот делает выбор, и, как и полагается, одна из сестер остается ни с чем. Не желая мириться с судьбой, она предпринимает попытку отбить парня, но, когда у нее ничего не выходит, озлобляется и убивает обоих. Правда, для такого вот серьезного решения Стас должен был ну очень постараться: переспать, например, с одной, а жениться на нетронутой другой; или, скажем, встречаться сначала с этой, а затем с той. И на той жениться. Одним словом, что-то между сестрами все же стояло, и мне желательно побыстрее выяснить, что именно.

Попробую-ка я наведаться к родителям невесты. С ними я еще незнакома, так что будет полезно пообщаться. Может, что интересного как раз и узнаю. Приняв решение, я загрузилась в машину, открыла со своей стороны оба окна и с ветерком покатила к дому родителей Натальи. Жили они где-то на Пролетарке, скорее всего, в пятиэтажном доме, насколько я могла судить по имеющемуся у меня адресу.

Мое предположение оказалось совершенно верным, так как, отыскав дом под восемьдесят пятым номером, я увидела не что иное, как старенькую пятиэтажку, имеющую посередине крупную трещину, временно залатанную железом. Оставив машину у подъезда, я поднялась на верхний этаж, подошла к двери с нужной мне табличкой и надавила на звонок. Как это ни странно, но открыли мне буквально сразу, словно хозяева стояли у двери и ждали того момента, когда я приду и позвоню.

— Здравствуйте, — поздоровалась я с появившейся на пороге полной женщиной со светлыми, мелко завитыми кудряшками волос.

Я почему-то даже и не сомневалась, что это мать Натальи, слишком явным было их сходство. Выглядела она значительно моложе своих лет, несмотря на постигшее ее горе. По большей части впечатление, что передо мной совсем молодая женщина, а не мать двоих взрослых дочерей, складывалось из-за очень светлых и добрых голубых глаз Ангелины Викторовны Скрябиной, а также благодаря ее умению правильно и со вкусом наносить макияж.

Одета женщина была в черное платье без украшений, а на голове у нее был повязан в виде ободка черный легкий шарф. Но не эти вещи указывали на траурное событие в жизни женщины, а выражение ее лица. Его описать было просто невозможно! Боль, усталость, неподъемность навалившихся проблем, разочарование и еще много чего плохого — все это вместе читалось на лице матери. Я искренне ей сочувствовала, но сейчас ничем помочь не могла.

— Здравствуйте, — также рассматривая меня, ответила женщина. — Мы знакомы?

— Нет, но мне бы хотелось с вами познакомиться, — вежливо произнесла я, а затем сразу представилась.

Узнав, кто я и чем занимаюсь, женщина слегка улыбнулась и сразу пригласила меня в дом. Когда я вошла и разулась, мама Натальи повела меня в ту комнату, где не было посторонних, то есть тех, кто остался помогать с похоронами и со всем остальным. Туда же она позвала и своего мужа, ну и, конечно, оба они сразу согласились ответить на все возникшие у меня вопросы. Первым делом я решила развеять свои сомнения и спросила:

— Скажите, какие отношения были между вашими дочерьми? Насколько хорошо они ладили и доверяли друг другу?

— Ой, да они души друг в друге не чаяли, — тяжело вздохнув, ответила Ангелина Викторовна. — Всегда жили душа в душу. Мы, на них глядя, нарадоваться не могли. — Женщина всхлипнула, утерла платочком слезу и закончила: — Да, не могли. Правда ведь, а, Петя?

Петр Алексеевич Скрябин только кивнул, стараясь как-то больше молчать и не встревать в наш разговор. Он, как видно, был человек замкнутый и смерть дочери переносил тяжело — это было видно даже по его трясущимся рукам и постоянно дергающемуся глазному веку. Мы, женщины, где поплакать можем, где покричать, то есть хоть как-то сбросить отрицательную энергию, а что остается мужчинам? Либо пить, либо терпеть. Но терпеть-то вечно не будешь. Вот у него седина уже на висках появилась, а ведь Скрябин — совсем не старый мужчина. Двумя днями раньше седины в его волосах наверняка даже и в помине не было.

— А вы можете мне уверенно сказать, что в последние дни, ну, перед самой свадьбой, девушки не поссорились из-за чего-нибудь? — еще раз, но чуть изменив вопрос, спросила я. — Мне очень важно это знать.

— Нет, нет, они никогда не ссорились. А если и было что-то такое, то нам-то они этого не показывали, — снова ответила Ангелина Викторовна. — Сами понимаете, в таком возрасте они себя взрослыми считают. Вот даже и жили от нас отдельно, а были бы рядом, может быть… — Женщина снова всхлипнула и теперь уже не смогла сдержать слезы, разрыдалась навзрыд.

Муж ласково притянул ее к себе и стал гладить по голове, тихонечко шепча:

— Успокойся, Анжела, успокойся. Нам нужно на вопросы Татьяне ответить, может, она найдет виновного. Соберись.

За эти слова была благодарна Петру Алексеевичу, пожалуй, не только я, но и сама Анжела, которая быстро собралась и, утерев слезы прямо рукавом, приготовилась отвечать на вопросы дальше. Я не стала медлить и сразу спросила:

— Не жаловалась ли когда Алена на Наталью? Может, не вчера-позавчера, а чуть ранее.

— Нет, а почему вас так сильно интересуют взаимоотношения между нашими детьми? — теперь уже присоединился к нашему разговору отец семейства. — Вы случайно не подозреваете ли в чем Наталью?

— Нет, конечно, что вы! — активно замотала я головой, понимая, что, если признаюсь, родители меня прямо на месте жизни лишат. У них и так одного ребенка не стало, а если еще кто и на второго попробует «наехать», ему точно не поздоровится. Пришлось на ходу выдумать причину такой своей заинтересованности: — Нет, я ни в чем не подозреваю Наталью, просто я сегодня беседовала с ней, и мне показалось, что девушка чем-то обижена на Алену, а потому не хочет отвечать на мои вопросы полно и правильно, все больше отмалчивается. А ведь она может знать что-то такое, что поможет мне найти виновника всех ваших бед.

— Да, я понимаю, — теперь уже успокоившись, согласно кивнул отец Натальи. — Знать вам нужно все, но мы на девочек никогда не давили, вряд ли и сейчас получится. Если что-то не хотят говорить, так и не скажут вовсе. Настырные, — вздохнув, закончил он.

— И все же я думаю, что смогла бы разговорить Наталью, если бы знала причину ее ссоры с сестрой, — осторожно произнесла я, все еще не теряя надежды узнать что-то интересное. — Может, вам удастся что-нибудь припомнить.

— Сомневаюсь я, девушка, что удастся, — расстроенно вздохнула Ангелина Викторовна. — Вы сами видите, не до этого нам сейчас, в голове никаких мыслей нет. Вы уж нас извините, что ничем помочь не можем. Мы, конечно, позвоним Наташе, а вы уж еще раз попробуйте с ней поговорить, может, что-то и выйдет.