Путь до храма был недолгим, но девушке показалось, будто он длился несколько часов.

Наконец она увидела две колокольни, возвышавшиеся над порталом храма, и они вошли в неф.

В храме пахло ладаном, а у алтаря слабо мерцали многочисленные свечи. Корделия прошла мимо украшенных драгоценными камнями плит, под которыми покоился прах знаменитых рыцарей Ордена, и у самого алтаря увидела неподвижное тело мужчины.

Еще не дойдя до него, она сразу узнала Дэвида.

Джузеппе Велла положил его лицом к алтарю, руки юноши сжимали шпагу, покоившуюся на груди.

Бледный утренний свет проникал сквозь цветные витражи окон и падал на чудесные золотистые волосы Дэвида, делая их похожими на нимб.

Корделия опустилась перед застывшим телом брата на колени.

Вглядываясь в его лицо, она не могла поверить, что он мертв.

Лицо сохранило восторженное выражение. Он, казалось, спал глубоким сном.

Улыбка застыла на его губах, и если бы Корделия могла заглянуть в его глаза, то увидела бы, в чем она не сомневалась, свет одухотворенности, которым они всегда зажигались, когда он говорил о своей вере.

Она долго смотрела на него, потрясенная и раздавленная горем.

Слова заупокойной молитвы сами собой полились с ее губ, и Корделия подумала, что Дэвид не исчезнет бесследно, что память о нем будет жить вечно.

Ее брат занял свое место среди рыцарей, чье присутствие она почувствовала, когда впервые побывала в храме, и теперь он был с ними, со своей верой, с которой жил и во имя которой умер, верой, такой же непоколебимой, как и вера давно почивших рыцарей.

Мечта Дэвида осуществилась, и душа его могла быть спокойной и довольной.

Корделия нежно прикоснулась к руке брата, и ей показалось странным, что она холодная, как мрамор. Она вглядывалась в красивое, молодое, родное ей лицо и не верила, что он уже никогда не откроет глаза.

Девушка посмотрела на крест, украшавший алтарь. «Смерти нет, — подумала она, — есть только вечная жизнь, и Дэвид жив потому, что остался верен своим клятвам».

Джузеппе Велла подошел и тронул ее за плечо.

— Нам надо идти, госпожа, — сказал он. — Скоро совсем рассветет, и на улицах будет небезопасно.

Корделия поднялась с колен и бросила прощальный взгляд на брата. Она покидала его, оставляя среди рыцарей, сражавшихся и умерших, как и он, за Христа и святого Иоанна.

Обратный путь они проделали в молчании. Время от времени Корделия замечала вдалеке французских солдат, и Велла поспешно сворачивал в боковые узкие улочки, чтобы их не заметили.

Впереди уже показался дом графа, когда Корделия остановилась и повернулась к слуге.

— Джузеппе, — сказала она решительно, — мы должны предупредить капитана Стэнтона о том, что здесь французы. Слуга удивленно посмотрел на нее.

— Но его нет на острове, госпожа.

— Знаю, — ответила Корделия, — он покинул остров вчера утром. Капитан намеревался перехватить пиратское судно, которое везет груз в Тунис. Капитан Стэнтон предположил, что это не займет много времени. Но если он вернется, а французы будут еще на острове, то они конфискуют его корабль или могут открыть по нему огонь!

Джузеппе Велла выслушал ее внимательно и сказал:

— Может, и такое случиться, госпожа, что они захватят капитана. Я попытаюсь разузнать в гавани, в каком направлении они отплыли.

— А можете ли вы достать лодку, чтобы еще в море предупредить его о том, что случилось на Мальте? Велла с минуту подумал и сказал:

— Это будет стоить денег, госпожа.

— Об этом не беспокойтесь, — ответила Корделия. — У меня есть довольно большая сумма денег да еще драгоценности.

Поскольку Велла молчал, девушка решительно сказала:

— Найди самую лучшую лодку, Джузеппе, потому что я намерена отправиться с вами!

— Вы, госпожа? Но это же очень опасно!

— Это меня не волнует, — поторопилась заверить его Корделия. — Главное для нас — предупредить капитана Стэнтона. Что бы ни случилось, он не должен возвращаться на Мальту, пока ее не покинут французы. А если они захватят остров, то возвращаться ему будет еще опаснее.

Велла понимающе кивнул.

Корделия вслух обдумывала план дальнейших действий.

— Сейчас я вернусь в дом, — сказала она, — вряд ли кто-нибудь там уже проснулся. Я отдам все свои деньги и драгоценности, которые надо будет продать. Сделав это, разузнайте в гавани все, что касается маршрута плавания капитана Стэнтона, затем возвращайтесь сюда, я буду ждать. Надеюсь, вам удастся все подготовить к нашему путешествию.

— Все сделаю, как вы пожелаете, госпожа. По тому, как Велла произнес эти слова, Корделия почувствовала, что может доверять ему.

Корделия покинула дом графа незадолго до полуночи, когда все его обитатели крепко спали, утомленные треволнениями, выпавшими на долю обитателей острова.

Вечером, сидя в своем любимом кресле в гостиной, граф признался жене, что совершенно вымотан спорами, не утихающими во дворце Магистра, и попытками представителей мальтийской общины склонить Великого Магистра к их точке зрения на ситуацию на Мальте.

Фон Гомпеш находился в полном смятении, соглашаясь с одними аргументами, отвергая другие, и в конце концов не отважился принять никакого определенного решения.

Он бездействовал, когда надо было быть решительным, и слухи о том, что мальтийские рыцари сдали остров французам, с каждым часом находили себе подтверждение.

В городе уже в открытую говорили о случаях дезертирства и неповиновения в армии, о нападениях на рыцарей Ордена, которые кончались убийством или тяжелыми ранениями, о стычках, происходящих на улицах, когда разъяренные, обезумевшие люди нападали друг на друга с кинжалами и дубинками.

Наконец на башнях форта Святого Эльма и форта Рикасоли были подняты в знак капитуляции белые флаги, а фон Гомпеш готовился принять эмиссаров Наполеона в зале совета.

Без лишних слов было подписано перемирие на двадцать четыре часа с условием, что Великий Магистр пошлет полномочных представителей на переговоры о сдаче острова.

— Среди этих представителей — четыре мальтийца, — ответил граф на вопрос своей жены о составе делегации, — и они уже отправились на баркасе к «Ориенту».

Рассказав все, что он знал, граф удалился в спальню, и Корделия заявила, что последует его примеру.

Ей было тяжело делиться своим горем даже с этими добрыми людьми и хотелось побыть в одиночестве.

Графиня с большим сочувствием отнеслась к ее потере и от души жалела Дэвида, но Корделии было трудно говорить с ней об этом.

Она решила быть мужественной и не поддаваться слезам и отчаянию, а постараться сделать все возможное, чтобы спасти Марка.