Она пошарила вокруг, отыскивая блузку. Ей хотелось побыстрее прикрыть наготу.

— Подожди, — сказал Райан и положил руку на ее плечо.

Глаза Джулии округлились, но не от страха или беспокойства, а от неожиданной догадки. Райан сердится. Это ясно по тому, каким колючим стал его взгляд, какие жесткие складки залегли вокруг рта, как напряглись мускулы. Он смотрел на нее с явным осуждением, и Джулии захотелось отвести глаза.

Пальцы ее замерли, так и не прикоснувшись к блузке. Как она ни стремилась поскорее одеться, магнетическое притяжение синих глаз было сильнее. Она лишь прикрыла грудь ладонями и медленно подняла голову, встретив взгляд Райана.

— Послушай, ведь существует громадная разница между тем, от чего ты стремишься уберечь Келли, и тем, что происходит между нами. Есть же разница между подростками, которым не терпится узнать, что такое секс, и поведением двух взрослых людей, которые… — он замялся, словно подыскивая подходящие слова, — которым приятно быть вместе.

Жгучая ярость, вспыхнувшая в душе, заставила Джулию вздрогнуть, как от удара.

— По-твоему, все именно так? — поинтересовалась она и, поспешно схватив блузку, принялась наизнанку натягивать ее. — Нет, Райан, белое — это белое, а черное — это черное. Нельзя заниматься любовью потому, что это всего лишь приятно! — Джулия выделила последнее слово, безуспешно стараясь попасть в рукав блузки. — Как прикажешь мне втолковать Келли, что есть на свете определенные правила поведения, которые помогут ей сохранить достоинство, если я сама охотно их нарушаю?

Райан сжал губы, и Джулия решила, что его раздражение, должно быть, объясняется невозможностью получить немедленное удовлетворение. Ну ничего, ему придется это пережить. А что, если он вдруг тоже сочтет ее снулой рыбой, бесчувственной к его поцелуям и ласкам?

— Мне всегда казалось, — проговорил Райан, закипая гневом, — что правила для детей и взрослых не могут быть одинаковыми.

Джулия встала и, торопливо застегивая блузку, услышала треск рвущейся материи.

— Думаю, тебе лучше уйти, Райан, — сказала она. — И еще я думаю, что мы можем забыть о нашем договоре. Навсегда. Я просто не смогу больше тебя видеть.

Она едва ли понимала, что говорит: слова сами срывались с губ. Ее сотрясала дрожь, а от подступающих слез щипало глаза и перехватывало дыхание. Не хватает еще, чтобы он видел, как она расплачется. Большего унижения и представить себе невозможно.

Круто повернувшись, она бросилась прочь, через холл, вверх по лестнице, в свою комнату.

И только там, упав на кровать, дала волю слезам.

Все это надо пережить, через это надо пройти. Безусловно, это было нелегко, однако другого выхода Джулия не видела. Казалось, бесчисленные кусочки сложной головоломки встали на место, пока она лежала на кровати и рыдала.

В последующие дни слезы душили ее всякий раз, стоило только подумать о Райане, и Джулия поняла, что должна сделать все возможное и не дать тоске и жалости сломить ее. Она буквально вцепилась в работу, словно от этого зависела ее жизнь. Изобретала новые, немыслимые рецепты, пока у нее не начинало ломить спину и сводить пальцы судорогой оттого, что она долгие часы стояла, натирая овощи или вымешивая тесто. Привела в порядок всю бухгалтерию «Золотой ленты» и подключила усовершенствованную программу учета заказов. Разработала новый вариант рекламы и разослала клиентам листовки. До сих пор у Джулии не хватало на все это ни времени, ни терпения.

Возвращение к безумному ритму работы помогало ей сохранить рассудок и не думать о синеглазом красавце с каштановыми волосами, который не только взял в плен ее сердце, но лишь чудом не подчинил себе ее тело.

Да, если задуматься, физически она не уступила Райану, чего никак не скажешь о душе. Мысль о том, что Райан завладел ее душой, то и дело приходила ей в голову. Он словно похитил у нее что-то очень важное, какую-то частичку ее самой, а она и не заметила, как это произошло.

Первое время после того неожиданного и горького объяснения Джулия всякий раз внутренне напрягалась, подъезжая к дому Шарлотты, — опасалась столкнуться с Райаном. Однако ее опасения были напрасны. От Шарлотты Джулия узнала, что он снял квартиру и занимался теперь перевозкой мебели и основной части вещей, которые до сих пор находились на хранении в Дувре. Шарлотта также сообщила, что Райан нанял секретаршу и клиентов у него появилось столько, что он подумывает, не пригласить ли ему еще и помощника-консультанта.

Джулия искренне радовалась за Райана, не испытывая к нему никакой неприязни. В конце концов, только она виновата в том, что позволила себе увлечься, запуталась в их чисто деловом сотрудничестве. Раз так, значит, именно она должна расплачиваться и страдать оттого, что чувствует себя брошенной и преданной. И виновник этого предательства вовсе не Райан. Нет, это собственное сердце предало ее.

Райан всего-навсего мужчина. Мужчина, который был готов принять как должное все, что она ему предлагала. Бог свидетель, это не преступление, и Джулии было горько лишь оттого, что она чуть не повторила ошибку своей далекой юности.

Наверное, как Райан не подозревал о том, какой безмерной властью обладал над ней, так не догадывался он и о том, что помог ей найти и сложить вместе все недостающие фрагменты в сложной головоломке ее жизни. В тот ужасный вечер Джулия впервые поняла, чего не хватает в ее отношениях с Келли. Теперь благодаря Райану она знала, почему они с Келли то и дело спорили и ссорились из-за свиданий с мальчиками.

Услышав, как за Райаном тихо закрылась дверь ее дома, Джулия долго и безутешно плакала. Наверное, она оплакивала доверчивую девочку-подростка, преданную парнем, которого та всем сердцем полюбила. Оплакивала одинокую девушку, у которой не было иного выбора, как сбежать из родного дома. Оплакивала женщину, совершившую ужасную ошибку и влюбившуюся в мужчину, которому было лишь приятно быть с ней. Джулия плакала и плакала, пока слезы не иссякли. Наконец она почувствовала себя совсем опустошенной и долго еще лежала и размышляла о своей жизни, обо всем, что рассказала Райану.

Воспоминания о жизни с отцом были окрашены горечью от эмоциональной отчужденности и холода, царивших в доме, где росла Джулия. Отец никогда и ни в чем не уступал ей, никогда не соглашался ни на какие компромиссы, и Джулия знала, что обязана подчиняться раз и навсегда заведенному порядку. Она помнила, как страстно ненавидела такую жизнь. И своего отца. Так неужели же она хочет, чтобы и Келли испытывала нечто подобное?

Стоило ей задуматься об этом, и головоломка решилась сама собой. Джулия понимала, что должна обязательно поговорить с Келли, что ей придется снова пережить кошмар и боль воспоминаний и рассказать дочери о своем прошлом. Другого способа втолковать Келли, почему она тревожится за нее, Джулия не видела. Да, она, безусловно, должна откровенно поведать Келли о своей юности, о том, какой одинокой и несчастной она была, чувствуя, что никому не нужна.