В итоге вопрос удалось решить, разместив на кораблях по семь пусковых установок — четыре в носовой части и три в кормовой. Ракеты должны были стартовать не вперед, а перпендикулярно продольной оси корабля, чтобы реактивная струя уходила за борт, а не била в палубу и надстройки эсминца. Решение, конечно, выглядело кривоватым, но ничего лучшего мы в столь сжатые сроки придумать не смогли, да, впрочем, и так неплохо получилось.

Ночью «Свободный» и «Сообразительный» перешли из Новороссийска в Севастополь и переждали день в Северной бухте под прикрытием зениток и истребителей, базировавшихся на мысе Херсонес, а следующим вечером, сразу после захода солнца, самым малым ходом вышли в море и легли на курс Румынскому побережью.

Ближе к утру, когда эсминцы уже почти вышли на позицию для стрельбы, я отдал приказ Кудрявцеву поднимать нашу четверку в воздух. Командирский Пе-3 и три ночных разведчика Пе-2Р развернулись над морем и взяли курс на Плоешти. По легенде я собирался управлять полетом крылатых ракет с борта самолета, а разведчики должны были провести фотографирование момента удара и его последствий. На самом деле ракеты со спутников вела Летра, и она же должна была наводить разведчиков на цели и отдавать им команды на сброс фотобомб. Искусственный интеллект Лунной базы изрядно облегчил мне жизнь и сильно расширил мои возможности.

Системы наведения по радио имели только семь ракет, но и это было неплохо. Остальные семь «изделий» управлялись собранной по старой схеме гироскопической системой, и корректировать их полет после старта я не мог. На предельную дальность мы их в боевых условиях ни разу не испытывали, но я надеялся, что и эти ракеты найдут свои цели. Заводы и нефтепромыслы занимали весьма немалую территорию, и промахнуться по ним было сложно.

— «Крейсер», здесь «Эльбрус». На позиции. Готовность к пуску три минуты, — доложил командир «Сообразительного».

— «Эльбрус», здесь «Крейсер». Принято. Мы сейчас почти над вами. Передаю установочные данные.

Виртуальная карта демонстрировала мне, что эсминцы действительно уже на месте. До рассвета оставалось два часа и затягивать с пуском ракет не следовало — кораблям нужно было успеть уйти как можно дальше от румынского берега до восхода солнца.

— «Крейсер», здесь «Эльбрус». К стрельбе готовы.

Я еще раз проверил положение пусковых установок и, кивнув сам себе, бросил в микрофон:

— Залп!

Ракеты ушли красиво. Как правило, чем совершеннее техника, тем меньше при ее эксплуатации возникает внешних эффектов — грохота двигателей, свечения выхлопов, воя рассекаемого воздуха и тому подобных признаков нецелевого расходования энергии. Здесь же фейерверк получился весьма впечатляющим. Ночное небо осветили четырнадцать длинных огненных хвостов, оставляемых стартовавшими ракетами. Над морем разнесся грозный рык реактивных двигателей, а за бортами эсминцев, где в воду ударили струи пламени, поднялись грибовидные облака пара. Да уж, работать еще и работать над этими «изделиями».

Несколько минут прошло в молчании, а потом Летра сообщила о том, что противник обнаружил сначала нашу четверку, а потом и ракеты. В небе замелькали вспышки — 88-миллиметровые зенитки открыли заградительный огонь. Немецкий офицер, командовавший ПВО Плоешти, здраво рассудил, что главную опасность представляют более скоростные и многочисленные цели, поэтому все внимание зенитчиков сосредоточилось на ракетах, а по нам пока никто не стрелял.

— Летра, принимай управление. Нужно обеспечить товарищу Мехлису эффектные снимки.

— Выполняю.

С земли ударило несколько прожекторных лучей. По каким-то не вполне очевидным причинам прожектора и зенитки были установлены компактными группами довольно далеко от объектов, которые им следовало прикрывать. Я не стал разбираться в том, что побудило немцев столь странно разместить силы ПВО — в данном случае это не имело никакого значения и только облегчало нам задачу.

Разведчики покинули строй и разошлись в разные стороны со снижением. Вскоре внизу одна за другой стали вспыхивать маленькие солнца фотоосветительных бомб — Летра делала снимки объектов до удара ракет. А потом полыхнуло так, что даже я, несмотря на фильтры в контактных линзах, инстинктивно прикрыл глаза. «Изделия» товарища Королева добрались до целей, и целям это, похоже, сильно не понравилось.

Боеприпас объемного взрыва, попадающий в нефтехранилище, производит совершенно непередаваемый эффект. Сотни тонн горючей жидкости, превращенные взрывом в мелкодисперсный аэрозоль, полыхнули, как тяжелая плазменная торпеда при попадании в борт орбитальной крепости. Думается мне, по яркости эта вспышка вполне могла заменить разведчикам фотобомбу, вот только на снимке, скорее всего, будет сплошная засветка — фотобомбу следовало бы взрывать позади самолета, ведущего съемку, а не прямо по курсу. Ну, да ладно, будем надеяться, что на других фотографиях все получится, как надо.

Взрывы следовали один за другим. Пару раз мне казалось, что два-три огненных шара вспыхивали одновременно, но без подсказок Летры было трудно разобрать, где взрываются боевые части ракет, а где воспламеняются нефтехранилища, не выдержавшие запредельных температур в эпицентре пожара.

— Цели уничтожены, — доложила Летра, и эфир очистился от помех.

— Как фотографии?

— Должны быть не хуже, чем в операции с «Дорой», — голосом моей бывшей подруги ответил искусственный интеллект. — Рекомендую здесь не задерживаться. Топливо на пределе, а со здешней техникой лучше иметь хоть какой-то запас.

Я усмехнулся и переключился на внутреннюю связь. Пожалуй, действительно пора было возвращаться в Севастополь.

Приземлились мы перед самым рассветом, и у меня возникло легкое дежавю, настолько идентично здесь, на мысе Херсонес, повторилась сцена с изъятием кассет с пленками у пилотов-разведчиков. Правда, на этом все сходство ситуаций и закончилось.

Прямо у самолета меня встретил начальник особого отдела Севастопольского оборонительного района.

— Товарищ генерал-майор, уже после вашего отлета в штаб Крымского фронта поступила секретная телеграмма из Москвы. Час назад ее самолетом доставили в Севастополь. Приказано вручить вам лично в руки под роспись.

Я чиркнул свой автограф на бланке особиста и взял из его рук конверт. Сломав сургучную печать, извлек лист бумаги с отпечатанным текстом.

Представителю Ставки ВГК на Крымском фронте генерал-майору Нагулину.

Гитлер мертв. Ваш прогноз начинает сбываться. Немедленно сдавайте дела Мехлису и вылетайте в Москву. Вы нужны мне здесь.

И.В. Сталин.

* * *

— Лаврентий, а теперь представь себе, что он прав, — Сталин оперся обеими руками о стол и пристально посмотрел в глаза Берии. — Ты понимаешь, что произойдет, если немцы договорятся с Черчилем, а потом и с Рузвельтом? А ведь в сложившейся ситуации у них, как ни странно, есть очень много общего. Англичане не хотят воевать в Европе, и если немцы сами уйдут из Франции, Бельгии и Голландии, для Черчиля это станет бескровной победой. У немцев трещит и шатается Восточный фронт, и трезвомыслящие люди в верхушке Рейха отлично понимают, что самим им его долго не удержать. Англичане и американцы помогут им сырьем, продовольствием и оружием, и тогда у вермахта появится реальный шанс стабилизировать положение и не пустить нас в Европу. Западные державы такой расклад более чем устроит. Они предпочтут иметь дело с Германией без Гитлера, отгородившись ей от СССР и заставив нас воевать с немцами до полного истощения ресурсов. А с чем останемся мы? Экономика полуразрушена, валюты и золота для закупки оружия и стратегических материалов за рубежом у нас осталось совсем немного. Ладно танки и самолеты, их мы сделаем сами, но что делать со всем остальным? Большинство своих пороховых заводов мы потеряли, наиболее плодородные посевные площади захвачены врагом, в жесточайшем дефиците медь, алюминий, кобальт, взрывчатка, авиационный бензин, да и продовольствие тоже. А грузовики, локомотивы, подвижной состав, средства связи? Сколько мы еще выдержим?