Они еще не понимали, что случилось за этот день. Днем раньше они были сильны и независимы. Но стоит поменять название родины, уничтожить предводителей, переселить самых активных и сильных сограждан, избрать депутатом униженного соплеменника и поставить во главе станции иногородца – и все! Не остается больше ничего: народ становится управляемой кем-то извне толпой. И вчерашние гордые воины завтра станут забитыми крестьянами.

Партизанские лагеря встретили отряд многоголосым гулом. Здесь мало что изменилось со времен Великого Боя. Разве что на станциях стало просторнее из-за переселения части жителей на отвоеванные у лесников территории. Да мода разрисовывать и раскрашивать свои обиталища докатилась и сюда. Художества партизан имели свои особенности. Средств на покраску всей станции или хотя бы большей ее части у них не было. Поэтому местные художники разрисовывали лишь самый верх потолка станций. В отличие от восточенцев, где самые богатые жители красили свои жилища, партизаны на это не тратились. На общие средства они создавали панорамы, которые становились достоянием и не только радовали глаз всех партизан, но и заставляли подымать головы и любопытствующе щуриться послов, путешественников, торговцев и прочих скитальцев.

Тема рисунков на всех партизанских станциях была одна – история Муоса. Фрески вырисовывались аккуратно, но порой рисунки имели наивно-детские черты, и поэтому напоминали наскальную живопись времен палеолита. Причем стиль на каждой станции сильно отличался, как и сама сюжетная версия истории подземелий.

Когда пятерка Зозона шла по Первомайской, Вера усилием воли заставляла себя смотреть по сторонам, как требовали меры предосторожности. Ее же тянуло посмотреть вверх – туда, где неудержимо притягивали взгляд яркие и увлекательные комиксы. А на Пролетарской Зозон зашел по какому-то делу к местному администратору, и у них появились свободные полчаса. Вера с нетерпением зашла на край платформы, где начиналась история в картинах. Она начала внимательно и не спеша сканировать глазами полутораметровую полосу изображений и пояснительных надписей к ним.

Вот нарисован город, вернее, несколько стилизованных многоэтажек, обведенных зеленым контуром и подписанных словом «Минск», – это доядерная столица, прародительница Муоса. Рядом туннель в разрезе с понятным словом «Метро», по которому бежит поезд с зажженными фарами. Ядерный гриб, рядом человечки: бегущие и падающие, заламывающие в ужасе руки, некоторые охвачены языками пламени, словно свечки, – так обозначено начало конца. Рисунок станционной платформы, битком набитой людьми, – это те, кто спасся. Рядом с крупномасштабным изображением платформы – несколько больших фигур: плачущая женщина и мужчина с застывшим на лице отчаянием склонился над умирающим ребенком. Опять снимок платформы со штабелями лежащих, обернутых в белые одеяния людей. Так художник изобразил голодомор и эпидемии первых лет Муоса. Хотя, конечно, белые одеяния – это символ; умерших хоронили в том, в чем они встречали смерть; может быть, даже раздевали в целях экономии одежды.

Дальше – довольно большое изображение края платформы у застывшего эскалатора. По ступенькам взбираются люди старшего возраста, им машут руками с платформы те, кто помоложе. Это первая волна полудобровольного изгнания в верхние помещения. Баррикады в туннелях с дерущимися и стреляющими – первые восстания. Несколько темных фигур в суровых стойках с автоматами с подписью «Восток отделился».

Портрет мужчины в половину роста с грустными и усталыми глазами, глядящими куда-то вдаль. Подписано: «Валерий Иванюк. Президент Муоса». Маленькие картинки вокруг портрета изображают различные эпизоды из его жизни. На последней – террористы, стреляющие в Президента.

Несколько сцен рисуют появление леса с голыми лесниками, его рост и трагическое отступление будущих партизан, гибнущих в схватках с неведомым растением и его обитателями.

«Америка» – выведено кроваво красным. Вертолет, несколько головорезов со звериными лицами, вооруженных автоматами, расстреливающих женщин и детей (во все времена, изображая врагов, художники любили сгущать краски). Худой высокий старик с морщинистым лбом, подписанный как «Дед Талаш». Опять несколько батальных сцен, стилизованное изображение легендарного перехода по Поверхности и захвата Фрунзенской.

Дальше изображена встреча четырех мужчин. Левая рука каждого из них растягивает лист с заглавием «Конвенция», в правой каждый держит табличку с надписями: «Партизаны», «Америка», «Центр», «Нейтралы».

Метров десять потолка отведено под историю экспансии ленточников. Вера долго рассматривала стоящего на коленях мальчика. У него связаны за спиной руки, глаза полны ужаса. За спиной – несколько ленточников с перекошенными лицами: один кусает бедняге шею, второй подносит к ране червя. На следующем рисунке этот же мальчик со звериным лицом стоит впереди беснующейся толпы ленточников – он рвется кого-то осчастливливать. Перед этой толпой величаво стоит мужчина в униформе. На его шее висит автомат, на который он положил скрещенные руки. Он смотрит бесстрашно и внимательно на эту толпу. Подпись раскрывает известное всему Муосу имя: «Дмитрий Остромецкий, следователь Центра».

Опять изображение ленточников, тянущих руки к кучке перепуганных людей. Внимательно рассмотрев, можно различить здесь американца, нейтрала, партизана, центровика, диггера; на заднем плане – несколько представителей дальних поселений. У них открыты рты в крике отчаяния. Дальше выведен текст Поэмы Поэм, заканчивающейся словами: «И наступит момент истины и Последний Бой. И тогда посмотрит Бог и решит – нужен ли ему Муос».

Опять вертолет и группа солдат, входящих в Муос, – «Москвичи». Их встречают партизаны. Схватка со змеями. Возмездие над Президентом Америки. Революция в Америке. Большая и величественная фигура в монашеском балахоне с капюшоном с надписью «Присланный». Вокруг него художники нарисовали несколько более мелких фигур с оружием в воинственных позах, подписанных именами и кличками, некоторые из которых известны всему Муосу: Дехтер, Митяй, Светлана, Командор… Вера с восхищением рассматривала Светлану. В одной руке она держит снятый противогаз, в другой – взведенный арбалет, направленный вперед. Рука с противогазом отведена назад, как будто она хочет прикрыть ей Присланного. Лицо мужественное и решительное. Светлые волосы до плеч, большие синие глаза. Такой ли она была на самом деле?

Монастырь. Присланный получает благословение от отца Тихона. Присланный посещает станции и поселения. Огромная панорама Великого Боя.

Снова встреча представителей разных народов Муоса. Теперь они держат книгу с надписью «Конституция Республики». Несколько натянуто-бодрых рисунков, запечатлевших «счастливую» жизнь республиканцев, и до конца свода остается метров пятнадцать, просто закрашенных голубой краской – видимо, припасенных для будущих эпизодов картинной летописи.

Только опустив голову, Вера заметила, как ей свело шею. Рассеянно потирая ее рукой, она несколько минут стояла под впечатлением увиденного. Историю она, конечно, знала: рассказывал отец на уроках, кое-что читала в блеклых брошюрках, изданных уже в Муосе, свою версию истории рассказывали ей диггеры. Но раньше она к летописям Муоса относилась как к сборникам рассказов, не более того. И вот партизанским художникам удалось все свести в единое целое. С этого потолка вопили десятилетия горя и боли тысяч людей, скрежет их немыслимой воли к выживанию, прорывающийся сквозь стальные путы безнадеги. Как яркие вспышки, разрывающие кромешную тьму отчаяния, в подземельях появлялись герои, которые, жертвуя собой, не давали этому миру уйти в небытие.