любимой им женщиной. Он становится сексуально-притягательным объектом, наряду с женщинами, трансгендерами, а также детьми (напомню, что в новой классификации болезней педофилия фактически перестает считаться патологией) и кем угодно еще.

Совершилось не только убиение любви, о котором говорил Франкл, хотя без любви как высокого чувства уже не мыслим никакой патриархат. Совершилось полное выхолащивание инициирующего, порождающего, творческого содержания мужского начала, которое в примитивном виде существовало даже в древнем гетеризме.

Представление о мужественности на Западе свелось к чисто внешнему, показному элементу — определенному состоянию мускулатуры тела. Это уже с метафизической точки зрения адресует вообще не к мужскому, а к женскому принципу — создавая себе подобное «красивое тело», мужчина как бы прихорашивается, чтобы пользоваться спросом у противоположного пола. Образ «красивого мускулистого тела» близок к гомосексуализму. Он предполагает как бы «торговлю своими прелестями»; он фактически программирует мужчину на поведение гетеры.

В этом пункте как раз и видно различие во влиянии сексуальной революции на мужчину и женщину. Женщина, как пассивная сторона акта любви, как «восприемлющее» начало, материя, как воплощение божественной «вечной женственности», то есть предмет любви — сохранила наиболее органическую свою черту. Мужчина же свою основную органическую черту — оформляющую, упорядочивающую творческую активность — утратил. Теперь он также «предлагает себя», как и женщина.

Это само по себе оказывает чудовищное воздействие на мужской пол. Для мужчины естественно отношение к сексуальности как к тайному. Если следовать Соловьеву, то это воплощение таинства любви. Но даже если рассматривать не метафизику этого процесса, а историческую практику многотысячелетнего периода патриархата, сексуальность всегда «таилась», а демонстрация ее рассматривалась как вырождение. Даже практика сексуальной разнузданности эпохи Возрождения, имевшая смысл травестирования церковных догматов, никогда не сопровождалась культурой повышенного внимания мужчин к сексуальности своего тела.

Приведу в этом смысле отрывок из текста Вейнингера, в котором он описывает типичное для женщины и для мужчины (как для абсолютных типов) поведение.

Описание сделано в характерном для Вейнингера тоне, уничижительном по отношению к женщине. Но оно прекрасно показывает, что именно изменилось за последние сто с лишним лет:

«Женщины… в присутствии других женщин без всякого стеснения выставляют напоказ свое голое тело, мужчины же между собою всегда стараются прикрыть свою наготу… Мужчине не приятно и противно знать половую жизнь другого мужчины. Женщина же создает себе в мыслях общую картину половой жизни другой женщины немедленно после первого знакомства с ней, она даже оценивает другую женщину исключительно с этой точки зрения в ее „жизни“…

Бесстыдство и бессердечие женщины особенно сильно проявляется в ее способности говорить о том, что какой-либо мужчина ее любит. Мужчина, напротив, чувствует себя пристыженным любовью к нему со стороны другого человека, так как эта любовь его сковывает, ограничивает, делает его пассивным, между тем как по природе своей он должен быть одаряющим, активным, свободным. Далее мужчина отлично сознает, что, как целое, он не заслуживает любви в полной мере. Поэтому мужчина нигде не будет так упорно хранить молчание, как в этом вопросе, хотя бы отсутствие у него интимных отношений к какой-либо девушке и устраняло всякий риск ее скомпрометировать. Женщина горда тем, что ее любят, она хвастается своей любовью перед другими женщинами для того, чтобы вызвать в них зависть».

Сегодняшний западный мужчина, особенно юноша, нарцистичный и чрезвычайно озабоченный своим внешним видом, чрезвычайно щепетильный в области внимания к нему женщин и сильно на этом сосредоточенный, полностью ставит эти наблюдения Вейнингера с ног на голову. Он много думает, да и говорит о производимом им впечатлении и с большим интересом относится к половой жизни других мужчин. Современный «пикапер», коллекционирующий свои сексуальные похождения и строящий на них свою идентичность, есть нечто прямо противоположное мужчине столетней давности, который «упорно хранил молчание» в том, что касалось его интимной сферы, и который только и есть настоящий мужчина. Напротив, к этому «пикаперу», да и вообще сегодняшнему мужчине на Западе, в высшей степени применимо то, что сказано здесь о женщине.

Отмечу здесь, что то же самое в высшей степени применимо к абсолютному большинству так называемого «ЛГБТ-сообщества» в том виде, как оно сложилось на Западе, как оно преподносит само себя. Это очень видно по публичным мероприятиям, которые оно проводит. Гомосексуалисты, лесбиянки, трансгендеры обоих полов чрезвычайно сконцентрированы на всем, что связано с сексуальностью, и чрезвычайно озабочены своим «внешним образом», презентацией себя и своей сексуальности. Это есть не что иное, как экспансия женского принципа.

Франкл, работая с сексуальными неврозами, недооценил значение этого фактора. Женщина, стремящаяся доказать, что она привлекательна и «ничуть не фригидна», хотя и оказывается отчуждена от высшего чувства любви, но остается в своей органике. Мужчина же, озабоченный тем, чтобы продемонстрировать свою потенцию — это уже не мужчина, а просто чучело.

Женская сущность не была извращена, она лишь была сдвинута в сторону обсужденной нами эмансипации гетеры. Мужская же сущность находится на пути к полному раздавливанию. Сексуальная революция пробуждает в женщине гетеру, раскрепощает в ней энергию хаоса дикой природы. Мужчину же она просто разрушает. Даже самое примитивное его воплощение — звероподобное стремление к оплодотворению — она исключает как нарушающее права женщины. Все же остальные его воплощения исключены еще раньше. По сути, все мужское сообщество сместилось к полюсу «Ж» по Вейнингеру — то есть, к сущностной гомосексуальности.

Ярчайшим свидетельством этого процесса раздавливания мужского принципа являются специфические мужские субкультуры и сообщества, оформившиеся на Западе в самое последнее время. Наиболее важной из них являются так называемые «инцелы», общее количество которых в западном обществе, по некоторым данным, измеряется сотнями тысяч.

Английское слово «incels» является сокращением от «involuntary celibates» — то есть «невольно воздерживающиеся» или «пребывающие в невольном целибате». Речь идет об огромной массе молодых мужчин, убежденных в своей полной обреченности у противоположного пола в силу, в первую очередь, недостаточной физической привлекательности (а также, в дополнение к этому, неподходящего социального статуса и диагностируемых инцелами у самих себя психологических нарушений).

У сообществ инцелов есть несколько базовых представлений. Во-первых, это так называемый принцип Парето или «правило 80/20», которое якобы определяет половые отношения: 80 % женщин желают 20 % наиболее привлекательных мужчин, остальные 80 % мужчин вынуждены конкурировать за оставшиеся 20 % женщин. Во-вторых, это «блэкпилинг», понятие «черной таблетки». Заимствованное из фильма «Матрица», оно подразумевает, что тот, кто выпьет таблетку определенного цвета, выйдет из мира иллюзий в реальность и поймет, что существует безжалостная половая иерархия. «Бета-самцы», то есть бо́льшая часть мужчин, находятся внизу этой иерархии и все их попытки решить проблему своей безуспешности у женщин, меняя что-то в