монотеистических религиях является, по Богданову, чем-то вроде верховного патриарха. И наконец в светском буржуазном обществе эта высшая причина, трансцендентная побудительная сила приобретает обезличенный характер. Это «чистая истина» или трансцендентальное «Я» Канта — то самое, которое, как мы помним, ставил в центр своих представлений Вейнингер.

Если мужское начало как высший принцип есть такое привнесение в земную природу космического света, оформляющего ее неотмирный порядок, то что происходит в любви земного мужчины и земной женщины, в их соединении? Без ответа на этот вопрос невозможно до конца понять суть мужского принципа и происходящее с ним сегодня.

Но полноценный ответ на этот вопрос можно найти только в русской философской и духовной традиции. Мы уже видели, что по мнению Вейнингера, мужчина любит в женщине идеал самого себя, нечто сходное мы найдем и у Эволы. Забегая вперед, скажу, что именно эта позиция, связанная с постепенно созревшим на Западе представлением о богооставленности мира, и предварила переход к существующему положению дел.

Сейчас же хотелось бы подчеркнуть, что эта позиция западных философов слишком уж явно противоречит практике. В том числе, конечно, исторической практике тех же западных обществ. Опыт жертвенной любви, сопровождающейся мощнейшим духовным напряжением, который с необычайной силою таланта показывает нам немецкая и французская литература, очень трудно связать с рассуждениями Вейнингера о том, как мужчина размещает в пустом и безразличном теле женщины свое трансцендентное Я. Положение Аристотеля о том, что мужчина есть форма, а женщина — материя, необходимо дополнить тем, что эта форма нуждается в материи никак не меньше, чем материя — в форме.

Для того, чтобы достроить общее представление о мужском начале, обратимся к русскому философу Владимиру Соловьеву, который оставил нам глубокие размышления о любви мужчины и женщины. Для нашей темы представления Соловьева крайне важны, и мы еще вернемся к ним в дальнейшем.

Согласно циклу статей Соловьева «Смысл любви» (1894), любовь есть спасение индивидуальности и преображение земной плоти. Философ обращает внимание на то, что любящий идеализирует любимого, видя его в особом свете. Этот свет не есть субъективная иллюзия — напротив, именно идеализированный образ любимого и есть истинный его образ. Смысл любви в том, чтобы воплотить этот образ в реальности.

По Соловьеву, любовь — это единственный способ оправдать и спасти существование индивидуальности. Индивидуальную жизнь всю пронизывает эгоизм. Он выражается не только в том, что индивидуальность приписывает безусловное значение себе, но и, главное, в том, что она отказывает в этом значении другим. Только любовь позволяет это преодолеть, считает философ. Любимое существо — такое же, как я, но другое, и если я люблю, я могу приписать ему значение безусловное — это меня избавляет от эгоизма.

Соловьев как религиозный мыслитель выводит свое рассуждение на космологический уровень. Он считает, что сотворенная Богом вселенная, материя, которую и воплощает женщина, есть предмет вечной любви Бога. Сотворенный мир имеет для Бога образ вечной Женственности, высшей красоты, которая должна воплотиться. Он любит ее сам и желает, чтобы и индивидуальность, которая несет в себе этот сверхматериальный творческий отпечаток, но погрязла в эгоизме — то есть земной мужчина — любила ее в образе земной женщины. Именно таким образом мужчина может преодолеть свой эгоизм, оправдать свое индивидуальное существование и двинуться к совершенству.

И именно в силу этого высшего значения любви, половая любовь, если она совершается как часть любви духовной, содержит в себе проблески неземного блаженства. Вот как описывает это Соловьев:

«Для Бога Его другое (т. е. вселенная) имеет от века образ совершенной Женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединяться. К такой же реализации и воплощению стремится и сама вечная Женственность, которая не есть только бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее всею полнотою сил и действий…

В половой любви, истинно понимаемой и истинно осуществляемой, эта божественная сущность получает средство для своего окончательного, крайнего воплощения в индивидуальной жизни человека, способ самого глубокого и вместе с тем самого внешнего реально-ощутительного соединения с ним. Отсюда те проблески неземного блаженства, то веяние нездешней радости, которыми сопровождается любовь, даже несовершенная, и которые делают ее, даже несовершенную, величайшим наслаждением людей и богов».

Неслучайно именно индивидуальная любовь является для людей самым распространенным путем к высшим чувствам и переживаниям, самым, может быть, основным порталом в духовную сферу из повседневной бездуховной жизни. Правда, этот портал обычно быстро закрывается, о чем Соловьев тоже подробно говорит. Любовь, как мечта, овладевающая нами, через какое-то время исчезает. Она теряет сосредоточенность и высокий подъем. И порожденная ею энергия в лучшем случае в раздробленном виде переходит на детей. Именно это угасание Соловьев считает нужным и возможным преодолевать.

Если половое соединение не является окончательной реализацией любви и происходит без нее, это полностью губит любовь, подчеркивает философ.

Итак, привнесение сверхчувственного в чувственное, индивидуация, возможность порождения чего-то нового в земной природе, и соединение с женским «материальным» началом в таинстве любви как способ спасения индивидуальности — вот на чем был основан патриархат. Что же касается насилия, физического и сексуального, которое поставили в центр патриархата феминистки — то это черты древнего гетеризма.

Не могу не заметить здесь, что ярчайшая выразительница этой позиции Андреа Дворкин примкнула к феминистическому движению после определенной печальной истории. Будучи дочерью социалиста, девушкой левых взглядов и ярой противницей войны во Вьетнаме, Дворкин в 60-е годы вышла замуж за представителя голландского анархистского либертарианского движения «Прово», провозгласившего отказ от дисциплины и иерархий индустриального общества. Согласно рассказу самой Дворкин, муж избивал ее, прижигал сигаретами, бил по ногам деревянным бруском и головой об пол, пока она не теряла сознание. Именно после этой истории она пришла к феминизму. Ясно, что поведение мужа сильно повлияло на ее вывод об устройстве классического патриархата. Между тем тот сам отвергал базовые константы патриархального общества.

Сегодня доминирование и стремление к насилию со стороны мужчин на Западе как социокультурное явление ушло в прошлое. Сексуальная революция совершила в этом смысле принципиальный переворот. Когда началось окончательное утверждение «доброкачественной сексуальной изменчивости» по Гейл Рубин, когда было сказано, что нет «пола» как биологической данности, а есть «гендер» как социальная конструкция, то оказалось, что все виды сексуальности равны и имеют «равные» права на выражение. А значит, и все участники сексуальных актов равны между собой и все должны стремиться понравиться другим участникам.

Это означает, что мужчина уже не является субъектом, инициатором половых отношений с