Я взяла за правило не вмешиваться в мелочную политику съемочной площадки. Я думаю, иногда, когда люди слишком избалованы, они нагнетают обстановку – это заставляет их чувствовать, что что-то происходит, что-то происходит. Но у меня была настоящая драма, настоящие проблемы. Я отказывалась создавать искусственные проблемы, чтобы подарить себе ощущение собственной псевдоважности.

Только одна женщина-режиссер была нанята за все пять лет, и команда утопила ее. Сериал снимался о трех молодых женщинах, и за все время приглашение снимать получила всего женщина-режиссер. Но основная часть съемочной группы – мужчины, я думаю, даже не понимая, что они делают – просто выбивали почву из-под ног режиссера. Группа хихикала, когда она давала указания. Невообразимо, чтобы такое подпадало под определение «приятная рабочая обстановка». Я ужасно себя чувствую из-за того, что мало боролась за нее, но я не до конца понимала динамику того, что происходило. Мой персонаж был слишком занят разговорами с лепреконами, времени не хватило.

Каждый раз во время съемок, когда я говорила, что мне действительно нравится режиссер, если это был кто-то, не подпадающий под рамки, установленные Спеллингом, – не среднестатистический, белый мужчина из толпы, что случалось редко, он больше не возвращался. Если я говорила, что кто-то мне не нравится, они обязательно возвращались. Был один режиссер, с которым я горела желанием поработать, пока я не встретилась с ним. В тот день, когда он появился, шел мой четвертый, может быть, пятый год съемок, и сериал мог снимать сам себя. Машина катилась как по маслу.

Так что на первой репетиции дня, после прохода из точки А в точку Б, я вышла справа. Это не очень важное решение, и новый режиссер не дал никаких указаний относительно выхода вправо или влево. Но он взорвался. Он закричал: «Идиотка! Не переходи дорогу перед моей камерой! НЕ ХОДИ ПРЯМО ПЕРЕД МОЕЙ КАМЕРОЙ!» Он продолжал кричать. Человек сорвался. От его ора вибрировали стены. Я была в шоке. Он продолжал кричать и теперь начал обзывать меня. Сука. Идиотка. Сука.

Ровно за минуту до этого мы сказали «Доброе утро» друг другу. Было 7:30 утра, никто его не заткнул. Ни один человек в почти полностью мужской съемочной группе, ни один продюсер, ни заместитель режиссера. Мужчины, с которыми я работала на съемочной площадке годы. Почему? Потому что режиссер, пусть тридцать минут, был парнем, а я была молодой женщиной.

Я подумала, извини, я тебя, на хер, даже не знаю. Ты у меня дома. Но тебе так уютно, и ты так уверен в своем небосводе мужчин-режиссеров, что ты так будешь себя вести со мной? Я сказала продюсерам: «Я никогда большем не буду работать с этим человеком». Они заверили меня, что ему не позволят устно оскорблять меня.

Угадайте, кто вернулся через два месяца. Вот лишь маленькая песчинка среди режиссеров-крикунов, которых я терпела. Голливуд славится крикунами и уничижителями, и оскорбления сходят им с рук.

Я никогда не видела и не слышала, чтобы мужчина-актер подвергался насилию на съемочной площадке. В одно и то же время на любом рабочем месте кто-то делает то, что умеет, а другой подвергается издевательствам и террору; пришло время встать на защиту тех, кто вокруг. Если ты этого не сделаешь, придет твоя очередь, тебя будут стыдить, по тебе будут проходиться.

Это еще один пример того, как мужчине все дозволяется. Можешь себе представить, что в первый час рабочего дня твоего нового босса он кричит на тебя на глазах у всех, и ни один человек не подходит? Возможно, можешь. Надеюсь, не можешь, ради тебя самой. Нет оправдания оскорблениям.

Никогда. Тело впитывает агрессивный крик, он его раздражает и травмирует. Но ты знаешь, иди надень свою короткую юбку и произноси слова, маленькая леди, потому что ты актриса, так что лучше живи с этим.

Да, есть и другие отрасли, где кричат, но ты должна понять, что в Голливуде нет Федерального надзора.

Трудно привести милого старичка, которого я встретила – Аарона Спеллинга – в соответствие со всеми десятилетиями сексистских СМИ, которые он произвел и вывел в люди. Заслуга в сексистских СМИ также принадлежит людям, которыми он окружил себя: руководители, все мужчины; сценаристы, в основном мужчины; главный сценарист, мужчина. В женском сериале, конечно. Что сделало весь сексизм на съемочной площадке еще более раздражающим, был тот факт, что в сериале снимались женщины, играющие для женской аудитории. Потому что они точно знают, как проникнуть в сознание молодых женщин. Есть вполне понятный протест против обеления, кастинга актеров на роли, которые были в исходном материале предназначены для человека с другим цветом кожи. Почему нет протестов против мужчин, которые рассказывают женские истории? Должны быть; они не справляются. Они делают дело неплохо. И мне, и публике надоело «неплохо».

Во второй год работы в «Зачарованных» я решила пойти на гипнотерапию. Я нашла повторяющиеся дни, так противоположные моим естественным ритмам, в которые мне становилось плохо снова и снова. Временами устанавливалась очень напряженная обстановка. У меня начались приступы панических атак из-за того напряжения, что я подавляла.

Шли съемки в месте под названием Вудленд Хиллс. Просто увидеть слово «дерево» мне было достаточно, чтобы мое сердце забилось, а ладони вспотели. Я болела четыре или пять раз за сезон. Мы снимали двадцать два или двадцать три эпизода. На часовом телевидении ты, по сути, снимаешь половину полнометражного фильма за восемь дней. Ритм изнурял. Два года подряд у меня был 39-градусный жар, и меня бросали в гигантские мусорные баки, в трюке, всегда в те дни, когда мне становилось хуже всего. Единственный раз, когда я позволила себе жалеть себя. Часть меня относилась к себе жестко, ведь всю мою жизнь мне было очень больно в долгосрочной перспективе. Истощение было реальным и острым. От двенадцати до шестнадцати часов в день около 5 лет прямо в мойся-промывай-повторяй окружающей среде, отличающейся от всех, что я знала. Вроде как на очень крутом заводе, как работа на сборочном конвейере.

Однажды трое мужчин-продюсеров «Зачарованных» пришли в мой трейлер, чтобы сообщить мне, что мой друг по съемочной площадке, Сэм, был уволен после того, как его поймали на курении травки в декорациях школьного автобуса. Сэм был крутым, не обычным членом команды Спеллинга с дредами и искренней улыбкой. Я была искренне опечалена, потому что Сэм был единственным, кто был похож на меня. Но я сказала, что это к лучшему, его душа должна быть свободна. Я не могла удержаться и с улыбкой спросила продюсеров: «Так что, если я закурю травку на съемочной площадке, вы меня уволите? Я буду свободна?» Их ответ стер улыбку с моего лица: «Мы приукрасим твою зарплату за все время, независимо от того, куда ты пойдешь. Мы возьмем твои деньги, и мы погубим тебя, и ты больше никогда не будешь работать». Они говорили с непроницаемыми лицами, потому что они не ходили вокруг да около. Черт. Мой голливудский объезд закончился не в том переулке. Я точно встретила опасную толпу. Только эти были богатыми белыми мужчинами на студиях, а не в переулке.

Особенно страшно, когда мужчины говорят тебе, что тебя накажут так сильно, что тебя больше никогда не наймут. Но такое отношение распространено в Голливуде. «Не перегибай, маленькая девочка. Мы можем просто указать на следующую сразу после тебя». Идет постоянный поток молодых и подпорченных женщин в Голливуд.