в том, что прием в партии был настолько прост, что многие матросы переписывались из одной партии в другую по несколько раз, практически после каждого нового понравившегося им партийного агитатора. Некоторые умудрялись состоять одновременно сразу в нескольких партиях. При этом такая ситуация считалась нормальной и никого нисколько не смущала.

В книге воспоминаний «Кронштадт и Питер в 1917 году» Ф.Ф. Раскольников писал: «Запись в партию была тогда чрезвычайно упрощена. Достаточно было заявления секретарю, одной-двух соответствующих рекомендаций — и любому желающему без замедления выдавался партийный билет». При этом Раскольников несколько приукрашивает реальную ситуацию. На самом деле все обстояло проще — партийные билеты просто продавали, а то и раздавали своим приверженцам, которые, в свою очередь, раздавали эти билеты всем желающим на кораблях и в воинских частях. В результате этого и получалось, что на линкоре «Республика» в один день числилось одновременно до 600 большевиков и почти столько же левых эсеров, при том, что вся команда линкора насчитывала 800 человек.

Все тот же Ф.Ф. Раскольников вспоминал: «Во время поездок тов. Рошаля по кораблям бывали случаи, что целые суда просили записать их в партию. По словам Рошаля, общее число сочувствовавших нашей партии достигало в то время колоссальной цифры в 35 000 человек, хотя формально членами партии состояло не свыше трех тысяч...»

И в этом случае Ф.Ф. Раскольников несколько смегчает ситуацию. На самом деле все было намного циничней. Фактически партийные функционеры зачастую просто торговали партийными билетами.

Так, 10 июня во 2-й Балтийский флотский экипаж было передано незаполненных 20 билетов партии большевиков. Их просто раздали желающим, и те заполнили их сами. Массовый прием в партию также мог объясняться потребностью в денежных средствах. У большевиков, в отличие от их конкурентов, согласно уставу, членство было платным. Вступительный взнос для матросов и солдат составлял 75 копеек, а ежемесячный — 25 копеек.

Вот как описывал получение партийных билетов РСДРП(б) в петроградском бронедивизоне в своих показаниях фельдфебель В.Д. Никифоров: «Васильев Сергей, Сидоров Иван, Иванов Петр откуда-то получили членские билеты Военной организации. Билеты эти с печатью раздавал Иванов Петр и с каждого брал по 50 коп. (видимо, со скидкой! —В.Ш.), членский взнос. Билетов было продано довольно много». Фельдфебель не искушен в партийной риторике, поэтому откровенно и пишет—«продали». Рядовой бронедивизиона Г.А. Ершов подтвердил эти показания: «Знаю лишь, что еще до отпуска моего, рядовой Иванов (Петр) предлагал мне взять “билет”, чтобы ходить на все собрания большевиков свободно, но я отказался». Справедливости ради, следует сказать, что в деле наращивания партийных рядов меньшевики и эсеры ни чем не отличались от большевиков. Что же касается анархистов, то там вообще не надо было никаких партийных битлетов — хочешь быть анархистом — будь им, не хочешь — не надо! Полная свобода!

***

В начале мая новый военный и морской министр А.Ф. Керенский вынужден издать приказ, в котором говорилось, «что недоверие к командному составу подрывает мощь армии и флота». Кроме этого А.Ф. Керенский приказом объявил и «Положение об основных правах военнослужащих», которое значительно ограничивало права солдат, завоеванные в первые дни революции, что вызвало в армии и на флоте сильное недовольство.

Из книги воспоминаний «Кронштадт и Питер в 1917 году» Ф.Ф. Раскольникова: «А.Ф. Керенский посетил Кронштадт, толку от этого посещения было не больше, чем от первого. Из воспоминаний Ф.Ф. Раскольникова: Он (А.Ф. Керенский. —В.Ш.) проехал прямо в Кронштадтский Совет, где впал в очередную истерику и по своему обыкновению грохнулся в обморок. После того как его отходили с помощью стакана холодной воды, он стрелой помчался в Морской манеж. Там собралось довольно много народа. Мы с Рошалем (соратник Ф.Ф. Раскольникова по партии, из недоучившихся студентов. —В.Ш.) тоже поспешили туда. Керенский уже стоял на трибуне, истерически выбрасывая в воздух отдельные отрывистые слова; он плакал, потел, вытирал носовым платком испарину, одним словом, всячески подчеркивал свое нечеловеческое изнеможение... Во время речи Керенского мы с Рошалем сговорились между собой и решили отказаться от приветствия его как представителя Временного правительства и приветствовать лишь как товарища председателя Петросовета. Произнесение речи было поручено Рошалю. После того как Керенский залился слезами, для своей приветственной речи взял слово Рошаль. Он расколол Керенского на две половины, отделив министра юстиции от тов. председателя Петросовета. После того как Рошаль окончил, Керенский судорожно бросился к нему и, с покрасневшими глазами, с застывшими в них слезами, совершенно неожиданно заключил Семена в свои объятия. Со стороны Керенского это был в буквальном смысле слова иудин поцелуй. Затем Керенский крупными шагами порывисто отправился к автомобилю, сел в него и уехал — только его и видели».

А 13 мая в Кронштадте произошло событие, получившее название «Кронштадтского инцидента». Суть «инцидента» заключалась в том, что кронштадские матросы не пожелали выполнить распоряжение комиссара Временного правительства, который попытался самолично назначить начальником гарнизонной милиции своего протеже. Заметим, что начальник милиции отвечал за порядок в Кронштадте и имел для этого большие полномочия. Поэтому немудрено, что матросы, усмотрев в распоряжении правительственного комиссара ущемление своих прав не только в настоящем, но и в будущем, отреагировали на это весьма резко.

13 мая исполком Кронштадтского Совета принял постановление: «Единственной властью в городе Кронштадте является Совет рабочих и солдатских депутатов, который по всем делам государственного порядка входит в непосредственный контакт с Временным правительством...»

Может быть, на этом бы все и закончилось, но 16 мая во время утверждения резолюции исполкома в Совете эсеры снова перешли в наступление и внесли в постановление важную поправку: «.. .по делам государственного порядка входит в непосредственные сношения с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов». За принятие данной поправки единодушно проголосовали представители всех левых партий в Кронштадтском Совете, за исключением нескольких меньшевиков и беспартийных. Кроме этого эсеры требовали не только фактически установления матросской независимости в Кронштадте, но и немедленную посылку вооруженных матросских агитаторов по всей России.

Таким образом, если в первом варианте постановления кронштадтцы, хотя и объявляли себя единственно законной властью на острове, но все же признавали в масштабах государства верховенство правительства, то во втором варианте они уже полностью проигнорировали правительство, декларировав, что по государственным вопросам будут общаться исключительно со своими коллегами из Петрограда. Более того, матросы с подачи эсеров были готовы поднять против правительства и российские регионы. Фактически Кронштадт декларировал не только непризнание Временного правительства как законной государственной власти, но и пытался спровоцировать на открытое противостояние с ним всю остальную Россию. Заметим, что была лишь середина мая 1917 года, т.е. с