В принципе на таких позициях находилось тогда большинство и революционных партий, которые буквально умоляли матросов прекратить разброд и анархию, немного потерпеть и, если уж не воевать самим, то хотя бы не мешать это делать другим. Но не тут-то было! Балтийцы возомнили себя вершителями судьбы России. Им было плевать на жертвы и интересы государства. Они вкусили власти, поняли, что могут диктовать свою волю правительству, и отказываться от своего диктаторского положения вовсе не собирались. Что касается автора, то у него сложилось мнение, что в глубине души матросам было в принципе глубоко наплевать, будет продолжаться война или нет. Противостояние правительству в вопросе о войне было для них лишь поводом показать свою силу и сверхреволюционность и заставить новое руководство России с этой силой и откровенно левацким «закидоном» считаться. Почему я так говорю? А потому, что пройдет совсем немного времени и те же самые матросы будут с пеной у рта критиковать большевиков за позорный сепаратный мир с Германией и требовать продолжения той же самой войны, против которой они несколькими месяцами назад сами же рьяно выступали. Что касается большевиков, имевших, как известно, с Германией свои собственные отношения (пресловутый «пломбированный вагон», деньги германского Генштаба на революцию и т.д.), то их задачи и цели в данном случае полностью совпали со взглядами балтийцев в мае—июне 1917 года. Это открывало перед большевиками хорошие перспективы к будущему взаимовыгодному сотрудничеству и использованию матросов в своих партийных интересах.

К приезду военного и морского министра А.Ф. Керенского командование флотом готовило положенную ему по должности торжественную встречу. Что касается Центробалта, то он демонстративно вынес решение об отмене всяких торжеств. Тогда за организацию встречи Керенского взялся Гельсингфорсский Совет. Отношения между конкурирующими структурами стали еще напряженней. По-еле выступления Керенского на Совете там была принята резолюция о революционной войне с Германией до победного конца.

Тем временем на «Виоле» собрались все члены Центробалта в ожидании Керенского. Настроены они были решительно. Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «Накануне приезда Керенского представители Финляндского областного исполнительного комитета совместно с командующим Балтфлотом и несколькими членами Центробалта устроили совещание о порядке встречи министра. На совещании было принято следующее решение: для встречи министра выделить от всех частей флота и армии почетные караулы, выстроив их шпалерами от вокзала до здания Гельсингфорсского исполнительного комитета. Встречать министра на перроне при выходе из вагона будут: командующий флотом, председатели областного исполнительного комитета, Гельсингфорсского исполнительного комитета, представители от меньшевиков и эсеров и в последнюю очередь — представитель от Центробалта. В связи с принятым решением по флоту был отдан соответствующий приказ. Однако через несколько часов после состоявшегося совещания вернулись из командировки большинство членов Центробалта и, узнав о состоявшемся решении, созвали пленум Центробалта. На заседании было принято следующее решение. Приказ командующего о параде в части, касающейся флота, отменить. Министра могут встречать по своему желанию гуляющие на берегу. Командующему флотом поручается согласовать вопрос с пехотным командованием о посылке на вокзал к приходу поезда оркестра. Получив решение Центробалта, командующий флотом, представители областного и Гельсингфорсского Советов, меньшевистские и эсеровские лидеры, негодующие, явились к нам на маленькую “Виолу”. Грозя Центробалту от имени министра репрессиями, требовали отменить принятое решение. Центробалт остался непреклонен, оставив в силе принятое решение. К11 часам утра в день приезда морского и военного министра Керенского перрон Гельсингфорсского вокзала и прилегающая к вокзалу площадь представляли сплошное море голов. Среди разношерстной публики, пришедшей встретить и приветствовать “народного” министра, большинство состояло из представителей гельсингфорсской буржуазии и обывательщины. Почти совершенно отсутствовали рабочие, от имени которых собрались приветствовать Керенского меньшевики и эсеры.

К перрону медленно подходил поезд с министром. Море голов зашевелилось. Представители местной власти во главе с командующим флотом построились в “кильватер”, приготовившись чинно приветствовать министра. С повязанной рукой, на перрон вышел Александр Федорович в сопровождении кавалькады юных адъютантов. Навстречу — громовой раскат “ура”. Встречающий один за другим подходят с приветствиями, выражая свою преданность и радость по случаю приезда столь долгожданного гостя. Пришла и моя очередь приветствовать от имени Центробалта. Рапортую, стараясь точно выразить требования и пожелания Балтфлота. Поморщился министр, но, видно, на народе не счел удобным прервать не по душе пришедшийся ему рапорт. По окончании приветствий министр в сопровождении командующего флотом и представителей местной власти в автомобиле отправился в здание Гельсингфорсского Совета на торжественное заседание. Центробалт не был приглашен на торжественное заседание в знак наказания за непокорность.

Возвратившись на “Виолу”, доложил о происшедшем Центро-балту. Приверженцы Керенского остались очень недовольны. Они были уверены, что теперь Центробалту несдобровать. Министр соизволит за непочтение нас арестовать и разогнать. Торжественное заседание длилось около трех часов. В эти столь длинные, “томительные” часы мы все же не теряли надежды, что в конечном итоге министр смилуется и соизволит посетить маленькую “Виолу” и ее обитателя — непокорный Центробалт. Его посещение было необходимо для разрешения ряда спорных вопросов и с правительством и с командованием флота.

Вдруг телефонный звонок. Подхожу к аппарату:

— Слушаю. Центробалт.

— У телефона секретарь народного министра Керенского — Онипко. Министр Керенский приказал всему Центробалту ровно к четырем часам дня явиться на “Кречет” к командующему Балтийским флотом.

— Помилуйте! Центробалт ведь учреждение. Мы полагаем, что не учреждение ходит к министру, а министр — в учреждение. У нас ряд срочных и существенных вопросов, требующих немедленного разрешения. Доложите министру, что мы просим его зайти к нам.

Онипко ушел. В Центробалте — опять споры. Все надежды на возможность прихода министра как будто рухнули.

— Помилуйте, как это не придет? Ведь он же морской министр? Приехал-то он на флот, как же он обойдет нас?

Недолго тянулись эти споры и нетерпеливые ожидания.

Министр, выйдя из Совета, прямо направился на “Виолу”. Встретили его по старому морскому обычаю — с фалрепными, рапорт отдали и пригласили на заседание. Министр нервничает и заявляет, что у него только полчаса свободного времени, которое он и может уделить нам.

Наш маленький зал не вмещает всех гостей. Многие остаются в коридоре. Чтобы не терять времени, открываю заседание.

—Слово для приветствия предоставляется народному министру Керенскому.

С жаром, с дрожью в голосе, с нотками плохо скрываемой злобы, красноречиво приветствует и тут же “по-отечески” пробирает нас министр. Говорит красно, да не о деле. Вдруг, забыв дисциплину, встает один из членов Центробалта, матрос Ховрин, и заявляет:

— Товарищ председатель! Я полагаю, что мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить ряд практических вопросов. Полагаю, что господину министру следовало бы прямо перейти к делу.

—