Инспектор успел заметить, что при всем своем желании дама вряд ли сможет надеть перстень, так как он слишком мал для ее крупных пухлых пальцев.

Но все это было утром, а потом у инспектора был очень хлопотливый долгий день.

На этот раз он счел беспокойство отдыхающих в самом дорогом и элитном отеле острова туристов вполне оправданным и без стеснения опросил всех постояльцев, кто и где был, что подозрительного видел. Каждому он показывал фото убитого матроса и заносил в протокол все, даже самые незначительные детали, надеясь с их помощью вычислить убийцу. Его помощники объездили соседние отели, беседуя с теми их постояльцами, кто имел несчастье посетить вчера вечером рестораны, бары и SPA-салон Nui Resort, и теми, кто был вчера в Ваитапе. Они провернули гигантскую работу и едва держались на ногах, мечтая поскорее добраться до дома, принять душ и завалиться в родные постели. И когда трудный, бесконечно долгий рабочий день служащих жандармерии подошел к концу, раздался роковой телефонный звонок.

Администратор отеля дрожащим, полным ужаса голосом сообщил инспектору, что на одну отдыхающую совершено нападение. Инспектор сам не знал, почему у него выскочил этот вопрос, точнее, вопрос выскочил раньше, чем инспектор успел обдумать полученную информацию.

– Ползунова? Жива? – говорил он уже на бегу.

Его помощники мчались за ним, так и не поняв толком, что случилось.

Возле домика администрации собралась порядочная толпа. Инспектор крикнул помощникам, чтобы убрали посторонних, и вбежал внутрь. В холле тоже толпились люди, но пострадавшей видно не было.

«Медицинский кабинет!» – осенило месье Бальзака, и он, беспардонно оттолкнув стоящих возле дверей служащих, ворвался туда, сверкая безумными глазами, шумно переводя дыхание, в прилипшей к телу некогда белой рубашке, давно утратившей свою свежесть, и сразу почувствовал себя неловко.

На белоснежной кушетке лежала госпожа Ползунова в перепачканной короткой маечке, перемазанных землей и травой шортах, с компрессом на голове и обиженно надутой губой. Возле нее сидел доктор, который только что закончил осмотр. Рядом топтался взволнованный, бледный супруг, который, несмотря на исправно работающий кондиционер и приятную прохладу, царившую в кабинете, то и дело промокал лысину медицинской салфеткой. В кабинете было тихо и чисто. Все говорили вполголоса, и неожиданное появление взъерошенного, возбужденного, неопрятного инспектора, бестактно хлопнувшего дверью, выглядело явным диссонансом.

– Пардон, – выдавил из себя, заливаясь краской стыда, инспектор.

Ни крови, ни ранения у пострадавшей видно не было, и инспектор медленно осел на стоящий возле двери стул, чувствуя, как в его коленях появилась неведомая ватная слабость, которая стала быстро растекаться по всему его обмякшему телу.

– Вам нехорошо? – услышал бледный, измученный, не спавший уже двое суток инспектор.

Потом под носом неприятно запахло нашатырем.

– Что вы, что вы! – тут же очнулся устыдившийся своей минутной слабости блюститель закона. – Я в полном порядке!

Теперь взгляды всех присутствующих были обращены на него. Он еще больше смутился и окончательно растерял весь свой боевой пыл.

– Вы уверены, что это был женский шлепанец? – спрашивал он полчаса спустя госпожу Ползунову, когда все неловкости были оставлены позади, все сожаления и соболезнования принесены, а врач убедился, что жизни и здоровью будущей матери и ребенка ничто не угрожает.

Инспектор и господа Ползуновы остались одни в кабинете доктора, так как мадам было рекомендовано полежать хотя бы часик, прежде чем вернуться к себе. Администрация отеля, никогда доселе не попадавшая в такое ужасное положение (где это видано, чтобы на постояльцев нападали среди бела дня, точнее, среди синего вечера), накрыла прямо в кабинете ужин на три персоны за счет заведения. И инспектор, у которого обнаружился вполне здоровый, естественный аппетит, с удовольствием закусил за компанию с господином Ползуновым, тем более что вино и кухня оказались отменными. Когда ему еще доведется так шикарно поужинать на свою скромную зарплату?

Инспектор никогда не был знаком ни с одним русским. Конечно, он их видел и даже несколько раз разговаривал, но близко никогда не общался. Теперь же он сделал для себя приятный вывод: оказывается, Ползуновы – милейшие люди! Чего не скажешь об их соотечественниках с яхты.

Пока мужчины закусывали, бедняжка Жюли – за ужином они решили перейти на менее формальную ступень общения – могла есть только фрукты, поскольку продолжала лежать с компрессом на голове. Ее супруг и слышать ничего не хотел – раз врач велел лежать, значит, надо лежать. Так что свежая запеченная рыба была бедняжке недоступна. А вот инспектор с удовольствием отдал ей должное.

– Так что насчет туфли? – повторил он свой вопрос после минутной паузы.

– Я думаю, – ответила Жюли, подняв к потолку необычные зеленые глаза, таких инспектор раньше не видел. Они были светлого, но насыщенного зеленого цвета и по краю радужной оболочки были обведены яркой черной каемкой, отчего взгляд их становился выразительным и запоминающимся. Да и форма глаз была очень красивой – слегка раскосая.

Господи, что это его потянуло любоваться глазами свидетелей? Да еще замужних? Уж не влюбился ли он на старости лет? «Это было бы забавно, – сам себе усмехнулся инспектор, – влюбиться в русскую замужнюю миллионершу, к тому же беременную». Но именно этот факт придавал ей в глазах инспектора какое-то особое очарование. Она выглядела хрупкой и ранимой, что в сочетании со взбалмошным и неугомонным характером являлось весьма опасной для беззащитных мужчин смесью.

– Раньше я была уверена, что шлепанец женский, но сейчас мне кажется, что он мог быть и мужским, – прервала романтические и совершенно неуместные размышления инспектора мадам Ползунова, обратив на него свои удивительные, колдовские глаза. Инспектор залился краской и не сразу собрался с ответом.

«Ужас какой, – отругал он сам себя, – только бы она не заметила!» Да нет! О чем это он? Только бы муж не заметил! Словом, лишь бы никто не узнал о его легком, неуместном и несвоевременном помешательстве. Собрав в кулак всю свою волю, он задал мадам Ползуновой вполне профессиональный вопрос подобающим деловым тоном:

– Скажите, отчего вы решили, что шлепанец был именно женский?

Она взглянула на него каким-то странным, не то насмешливым, не то ласковым взглядом и, наморщив носик, произнесла:

– Шум в кустах раздался, когда я направила Елену к пирсу. Я сразу же кинулась в заросли, – на этом месте господин Ползунов громко стукнул стаканом по столу, но промолчал, видно, эту часть происшествия они уже обсудили раньше, – в кустах было темно, и я бежала на звук, когда увидела что-то белое под раскидистым кустом. На толстом крепком стволе, с пышной, собранной в крепкий пучок, зеленью. Я наклонилась посмотреть, поняла, что это шлепанец, взяла его в руку. Он был еще теплый. Это последнее, что я запомнила, потом была темнота. Когда я пришла в себя, тапка пропала. – Господин Ползунов в конце процесса беспрестанно сжимал и разжимал кулаки и ужасно этим отвлекал. Остается удивляться выдержке его жены, она на это абсолютно не реагировала. Потрясающая женщина!