Молча завел вперед руки, соединив пальцы в нескольких сантиметрах от моей груди, и медленно разделил концы цепочки, а после поднял украшение вверх. Когда прохладный металл обнял горло, пальцы защитника слегка коснулись шеи. Я вздрогнула, а замочек застегнулся с негромким щелчком, и кулон оказался на прежнем месте. Когда я вновь осмелилась повернуться, тен Лоран уже уходил по ступеням вверх.

Вечером Селеста выпросила посмотреть украшение, но неожиданно для себя я не смогла его снять. Замочек не поддавался.

— Его словно магическое пламя лизнуло, — заявила подруга после неудачных попыток расстегнуть. — Как будто немного оплавился.

— Я его повредила, когда папу провожала. Зацепилась за куст, а ветки сорвали украшение.

— Ты, что ли, кубарем в куст влетела?

— Почти. Оступилась на склоне.

— Знаешь, ты замок насмерть запаяла. Хорошо, конечно, теперь не потеряешь, но и спать будешь с кулоном. Я завтра папе напишу, закажу новый замочек, он непременно пришлет.

— Спасибо, Сеша.

Урок хороших манер традиционно проходил в полукруглой классной комнате с бордовыми шторами на окнах. Шторы эти я ужасно не любила, а дона Эстель будто нарочно сдвигала их так, чтобы меньше света попадало в класс. Видимо, она и солнце считала недостаточно благородным, оно ведь такое яркое, крикливое, то ли дело неясный полумрак и полутень.

В класс наши преподаватели входили обычно перед самым звонком, ассистенты по традиции являлись раньше. Поэтому я очень старалась не припоздниться и войти в класс минут за семь до мелодичного сигнала колокольчика. Селеста возмущалась, что я беспрестанно ее торопила и сетовала на невозможность допить любимый утренний чай. Однако прекрасно понимая, чем грозит мне выходка приемного дня, я хотела оказаться в классе заранее.

Возможно, стоило вернуться в зал, прождать несколько часов до ухода гостей (раньше бы инспектриса не снизошла, заставив меня простаивать у дальней стенки), чтобы после принять заслуженную кару. Только все равно ничего в итоге не изменилось бы. Во-первых, я порвала ворот и рукав платья, за что непременно влетело бы, во-вторых, дона Эстель за любую провинность могла изводить не один и не два дня и редко довольствовалась единичным наказанием.

Она действительно меня невзлюбила с самого момента поступления. У доны было четкое убеждение, что люди неблагородного происхождения не заслуживают обучения аристократическим манерам. Сама она происходила из знатного рода, хотя и не такого древнего.

Удивительно, что тен Лоран, который принадлежал именно к высшей аристократии, как и все защитники, чья родословная начиналась еще со времен Великого Противостояния, вел себя не в пример спокойнее и совершенно не кичился древними корнями. Он не заставлял добавлять «тен» после уважительного обращения арис, в отличие от доны Эстель. Эта благородная женщина на каждом шагу упоминала, как ее предка удостоили фамильной приставки «де», указывающей на аристократическое происхождение, дарованное за заслуги перед страной.

Тот самый де Эстель в свое время обзавелся фамильным особняком и землями и прочно вписал собственное имя в дворянскую книгу. Хотя по мне, было бы чем гордиться, если те же терны, или упрощенно тены, самые чистокровные и высокопоставленные аристократы, с чьих имен и начиналась столь ценимая в светском обществе книга, никогда с пафосом не перечисляли имена предков. А дона Эстель возносилась в заоблачные выси и почти заставила нас вызубрить свое фамильное древо, постоянно используя его в качестве примера на уроках. А еще, на мой взгляд, дона де Эстель звучало глупее, чем просто дона Эстель, хотя преподавательница была иного мнения.

В школе общепринятое обращение к учителям и к учительницам, а также к ассистентам отличалось от светского, однако все в классе знали, что учительница хороших манер милостивее относилась к гимназистам, не забывающим подчеркнуть ее происхождение этим набившим оскомину «де». Я обращалась «дона Эстель» из вредности, а еще потому, что терять было нечего.

— Приветствую вас, тэа, — гордо прошествовала в класс сморщенная, но исполненная чувства собственного достоинства старая дева.

Все присели в положенном поклоне. Взгляд выцветших голубых глаз скользнул по склоненным головам и, готова поклясться, преисполнился величайшего презрения, приметив среди них и мои темные локоны.

— Сегодня мы пройдем еще одну тему, весьма поучительную для вас. Я бы назвала ее «Закон светскости». Итак, записывайте, а после запомните.

У доны Эстель запоминать следовало слово в слово и цитировать точно так же, как она рассказывала на уроке. Желательно с похожим придыханием и выражением.

— Итак, истинно воспитанный человек, который вправе гордиться своим аристократическим происхождением, безукоризненно владеет собой. Его решения и слова непременно обоснованны и обдуманны, чтобы избегать двусмысленных ситуаций и не провоцировать у тех, кто гораздо менее сдержан и воспитан, желания раздуть скандал. Когда кто-то стремится вызвать недовольство человека из высшего общества, заметьте, намеренно пытается задеть или уколоть, аристократу надлежит действовать несколькими способами.

Дона чаще говорила «аристократ» вместо «воспитанный человек», хотя урок хороших манер подразумевал всех людей, желающих получить достойное воспитание. Она делала так, чтобы дать почувствовать разницу и ощутить собственное ничтожество тем, чьего имени не было в дворянской книге. На некоторых действовало, на меня — нет.

— Первый — это способность свести все нападки к шутке, не накалять ситуацию, не дать ей выйти из-под контроля, а перевести в забавную или даже смешную. Достаточно ответить с тонким юмором, и взрывоопасная обстановка разрешена ко всеобщему удовольствию. Запомните, человека с чувством собственного достоинства очень трудно оскорбить. Он попросту не заметит ваших уколов. А все почему? Вы конечно же вряд ли догадаетесь, но причина не в боязни скандалов, а исключительно в том, что, если аристократ даст заметить, как оскорблен, он должен будет отплатить за обиду. Из этого вытекает следующее…

Запомните, истинный аристократ не снесет по-настоящему серьезных оскорблений. Если его задевает ваше поведение, слова или нечто иное, вас может ожидать вызов на поединок. Это касается в основном мужчин и поединок — крайняя мера. Поскольку он бывает действительно опасным, благородные люди следят за своими словами и поступками, чтобы до него не доводить. И человек, с детства впитавший эти возвышенные порывы, не станет кричать в гневе, потрясать кулаками, впадать в истерику, но он растопчет вас одной фразой, обратит в пыль, а после небрежным движением стряхнет с рукава себе под ноги. На вашем же собственном примере, с понятной вам точки зрения, человек, умеющий орудовать словами как клинком, заставит прочувствовать те же неприятные эмоции. Цели могут быть различны: либо вас вынуждают что-то понять, либо стремятся прекратить дальнейшие нападки. И поверьте, вам более никогда в жизни не придет в голову затронуть больную тему.