Из полосатого шатра в центре лагеря выскользнула еще одна девушка, одетая в точности как первая — платье без рукавов, на шее и левом запястье — золотые ободки, и направилась к повозкам с припасами. От шатра шла размеренным шагом, но, чуть отойдя — так, что из открытого проема ее уже не разглядеть, — тряхнула головой, откинула волосы и, крадучись, как зверюшка, подошла к повозке. Я задохнулась. Так ходят только рабыни! Значит, девушки вокруг той укутанной покрывалами женщины, что сидела в паланкине, — рабыни. Ободки на шеях — ошейники, браслеты — не более чем свадебные украшения рабынь. Но, судя по изысканным одеждам, очевидно, это рабыни высшей касты. Служанки леди Сабины, ее собственность. Интересно, как давно их тел не касалась рука мужчины?

— Все спокойно! — крикнул дозорный.

— Все спокойно! — эхом отозвался другой.

Я взглянула в небо. Полнолуние.

Завтра кортеж снова двинется в путь к городу Ти, и дня через два у городских стен его ждет торжественная встреча. Так, по крайней мере, было задумано.

На мою руку легла ладонь хозяина, не грубо, но твердо. Я в его власти.

Моя роль в происходящих событиях пока была мне неясна. Что мы тут высматриваем? Почему таимся поблизости от этого лагеря?

Сегодня полнолуние. Как только будут завершены все приготовления, через один лунный месяц в Ти назначена церемония бракосочетания Тандара из Ти, сына Эбуллиуса Гайиуса Кассиуса, правителя города Ти, и леди Сабины, дочери Клеоменеса, богатого торговца из Крепости Сафроникус. Надеюсь, они будут счастливы. Пусть я всего лишь рабыня, но, по-моему, ничуть не менее свободна, чем леди Сабина, чью красоту обменивают на выгоду и политическую власть. Пусть мое тело едва прикрыто та-тирой — одеянием рабынь, но она, разодетая в роскошное платье, увешанная драгоценностями, по-моему, тоже, на свой лад, рабыня — бесправная, как и я. Но я ее не жалела. Этта рассказывала, что она вздорная и надменная, несдержанна на язык и жестока со своими рабынями-служанками. Дочери торговцев часто бывают заносчивы, ведь нажившие богатство и власть торговцы и сами тщеславны и высокомерны, только и мечтают правдами и неправдами пробиться в высшие касты. Их нежно лелеемые дочери не ведают забот, кичатся друг перед другом роскошными одеяниями, куда как искушенны в вопросах кастовых привилегий — праздные избалованные девицы. И все же я не желала леди Сабине несчастливого брака. Надеюсь, ей будет хорошо с Тандаром из Ти. Хоть ее и просватали не спросив, но, как рассказала Этта, Сабина радовалась этому браку и с нетерпением ждала свадьбы, так что особенно жалеть бедняжку не стоило. Став женой Воина, она войдет в одну из высших каст, которых на Горе всего пять: Посвященные, Премудрые, Целители, Строители и Воины. Во многих городах в высший совет города допускаются только представители этих каст. В большинстве гориан-ских городов власть принадлежит Правителю и высшему совету. Есть города, в которых правит убар — по существу, военный диктатор, часто тиран, слово которого — закон. Власть его практически неограниченна, если только он умеет держать в руках тех, на чьи клинки опирается его трон. Первый долг Воинов, присягнувших на верность убару, — силой оружия защищать его власть. Как правило, горианские Воины верны своему долгу. Присяга для них — не пустой звук. Тому, кто, на их взгляд, недостоин престола, присягать не станут. От клятвы верности отступятся, если сочтут, что убар обесчестил себя. Нередко низложенный правитель гибнет от рук своих же разгневанных соратников. Только убар, говорят на Горе, может взойти на престол убара. И только настоящему убару может быть принесена клятва верности. Я надеюсь, что леди Сабина будет счастлива. Говорят, ей не терпится войти в высшую касту, стать одной из первых дам набирающей все большую силу в северных территориях Салерианской Конфедерации. О Тандаре из Ти я не особенно задумывалась — наверно, потому, что он мужчина. Может быть, его не очень-то радует предстоящий брак с девушкой не из высших каст, но политическое и экономическое значение этого брака он наверняка признает и готов послужить родному городу. А вот его отец скорее всего доволен сделкой. Ведь Тандар — младший, не первого или второго сына женит он на дочери торговца. И потом, этот брак — всего лишь политическая уловка. Кто знает, какие честолюбивые замыслы вынашивают правители города Ти и Салерианской Конфедерации? К тому же не удастся у Тандара брак — не беда, утешится с рабынями — те в драку за него кинутся, на коленях будут ползать перед хозяином.

Рабыня в белом платье, с золотыми ободками на шее и запястьях подошла к повозке, развязала мешок, ища плод лармы. Не видит, как за ней в ночном полумраке вышла из шатра укутанная покрывалами леди Сабина, а за ней — еще две девушки, одна с плеткой. Та, у повозки, наклонившись вперед, запустила в мешок руку. Рядом с ней появился солдат. Не заметить его присутствия она не могла, но даже головы не повернула. Он обхватил ее обеими руками. Спокойно, без тени удивления она повернулась. Подняла голову, поднесла к губам плод лармы, надкусила. Стояла, глядя мужчине в глаза, и жевала. Он склонился к ней. Блеснул золотой обруч на ее шее. И тут она вдруг обняла его. Держа рабыню в объятиях, мужчина осыпал ее поцелуями. В полутьме я разглядела над его спиной ее руку с надкусанным плодом лармы.

— Ах ты бесстыжая! — вскричала леди Сабина. За ее спиной по-прежнему маячили две девушки — может, это они и шепнули ей про подругу. Любовники отпрянули друг от друга, девушка с возгласом отчаяния бросилась к ногам хозяйки; мужчина испуганно попятился.

— Бесстыжая шлюха! — кричала леди Сабина.

— Пощади, госпожа! — припав к ногам хозяйки, заскулила рабыня.

— В чем дело? — спросил мужчина, выскочивший из темного шатра, который я приняла за штаб лагеря. На плече у воина висел меч. Одет он был только в тунику и тяжелые, вроде сапог, солдатские сандалии.

— Вот, полюбуйся, — указывая на коленопреклоненную девушку, визжала леди Сабина, — на эту похотливую паршивку!

Воин — как я поняла, главный в лагере — был совсем не в восторге от того, что его работу или, может быть, отдых прервали, но изо всех сил старался держаться почтительно.

— Я шла за ней, — рассказывала леди Сабина, — и вдруг вижу, стоит тут с солдатом, целуется, милуется!

— Пожалей, госпожа! — рыдала девушка.

— Разве, Лена, — сурово вопрошала леди Сабина, — не учила я тебя хорошим манерам? Разве не наставляла, как себя вести? Я тебе доверяла! Как же ты могла обмануть меня?

— Прости, госпожа! — повторяла несчастная.

— Ты не какая-нибудь шлюха, что пагу подает, — не унималась леди Сабина. — Ты — служанка свободной женщины.

— Да, госпожа, — кивнула девушка.

— Разве не подаю я тебе пример элегантности, достойного поведения, самоуважения?

— Да, госпожа.

— Тебе было двенадцать, когда мой отец выкупил тебя с плантаций Ара и подарил мне.

— Да, госпожа.

— С тобой хорошо обращались. На кухню не послали. Надсмотрщикам не отдали. Взяли в дом. Позволяли спать в моей комнате, у меня в ногах. Воспитывали, не жалея сил, готовили в служанки для благородной дамы.