– Комиссар! Куда вы подевались? Я уже на месте, рядом с Амадором!

Я посмотрел на часы. Четверть девятого.

– Надо же… время прошло незаметно…

– Вы что, еще дома? Но сейчас такие пробки, что вам потребуется несколько часов, чтобы…

– Ладно, ты… из-за этого… не волнуйся, начинай без меня! Я уже еду!

В последний раз, перед тем как покинуть эту разворошенную могилу, в которой неутомимо копошились раненые поезда, я поглядел на собственные руки, на одичавшие пальцы – они безостановочно дрожали, как у наркоманов…

Постучал в соседнюю дверь, но Вилли не отозвался.

Таблеток нет… Как поведет себя мой организм?

Неспешные шаги полуночников удалялись по улице, среди мирного шороха кленов и медлительного шелеста лип. Монмартр, вознесенный над серыми, туманными, зажатыми в тисках Парижа домами, был на фоне розовой фрески сумерек полон жизни.

Я то и дело застревал на плотно забитых дорогах столицы, а потому добрался до Сиберски только к десяти часам вечера, и затылок у меня к тому времени одеревенел от напряжения. Потусторонние голоса не оставляли меня в покое, и несколько раз я лишь в последний момент успевал затормозить, не врезаться в чужую машину. Где-то там, в голове, напевала дочка, жена требовала, чтобы я продолжал битву жизни, слова приходили, уходили и тотчас возвращались снова, возвышенные самыми лучшими намерениями. Конечно, эти голоса желали мне добра, но когда они уже от меня отстанут?..

Лейтенант ждал меня на террасе кафе, в ухо его был плотно вставлен маленький наушник. С дороги я дважды звонил ему на мобильник, надеясь услышать что-то новое, но мексиканец так до сих пор и не появился.

Перед нами, на освещенной площади, выстроились правильными рядами прилавки с насекомыми. В прозрачных коробочках кружили мухи, сновали муравьи, мелькали божьи коровки. Под взглядами праздных зевак или страстных охотников за редкими сокровищами оживал целый мир, полный гула, шорохов, упорядоченного копошения. Богомолы, синие бабочки-морфиды, жуки-отшельники… Левый край рынка омрачал картину омерзительными рядами пауков. Волосатые лапки, напряженные брюшки. Туристы кривились при виде этого изобилия жвал, некоторые распаленные болезненным любопытством женщины были близки к истерике.

– А где Амадор? – спросил я у Сиберски, заказав себе пиво.

Прежде чем ответить, лейтенант оглядел мою неприметную одежду: тонкие бежевые брюки, однотонную рубашку, мокасины.

– В самом дальнем ряду. Санчес за ним присматривает. А Мадисон прогуливается по рынку в поисках этого самого мексиканца. – Он кивнул на мой мобильник. – Дель Пьеро не смогла до вас дозвониться и позвонила сюда десять минут назад. Вы ей не ответили?

Мне принесли «Leffe», и я залпом выпил половину – надо же было как-то компенсировать отсутствие таблетки, просто позарез было надо хоть чем-то себя подстегнуть.

– Не слышал звонка, кругом оглушительно гудели. Чего она хотела?

– Узнать, как у нас дела. Когда все закончится, надо будет ей доложить.

Я, почти не слушая лейтенанта, утер со лба хмельной пот. К тому моменту, когда бокал был допит, пальцы у меня дрожали уже не так сильно.

– Не очень-то это в вашем стиле – опаздывать, – заметил Сиберски. – И вы, похоже… нервничаете. Что-то не так?

Он старался поймать мой взгляд. Я поднялся.

– Да все эта мерзость… хлорохин… Целый день из-за него корячусь на троне… Если ты не против, пойду опробую местный…

Я улизнул в туалет – умыться ледяной водой. Нечаянно взглянул в висевшее над раковиной зеркало – усталые, слишком много видевшие глаза… Заперся в кабинке и стал, медленно вдыхая и выдыхая, массировать руки, чтобы их успокоить. Девочка, изрезанный ясень, убийца, притворяющийся мной… Желудок болел нестерпимо, горло сдавило от жестокой ломки. Таблетки… Стукнул кулаками по стенке, резко встал. Если мне сегодня и надо за кем-то приглядывать, то прежде всего – за самим собой.

При виде пустого стула Сиберски я чуть не упал. А тот словно испарился! Я кинулся к краю террасы, оглядел окрестности. Слева сидят художники, прямо напротив катит потный вал гуляющих. Чуть подальше – оживленные рыночные ряды. Лейтенанта и след простыл.

Завибрировал мобильник, и я поспешил ответить. Это он!

– Мадисон тут заметил одного типа, который вроде бы подходит, – объяснил свое исчезновение Сиберски. – Похож на мексиканца, с усами, пальцы в перстнях. Сейчас он сваливает через площадь, по направлению к церкви. Я его вижу!

– Черт! А он нас видел?

– Не думаю, идет спокойно. Мне его выследить?

– Нет! Я уже иду!

Я торопливо выбежал на площадь, обогнул ее сбоку. Сердце тут же развило предельную скорость, глотка горела, каждый выдох ее обжигал. Эти проклятые таблетки попортили мне мозги и все внутренности.

Сиберски двигался вверх по прямой, я бежал в тени фасадов, пока, задыхаясь, не догнал лейтенанта.

– Вот он! – сказал Сиберски, показывая на фигуру в ста метрах впереди.

– Мади… сон… Санчес? Они… где?

– Санчес присматривает за Амадором, Мадисон на всякий случай продолжает обход.

Фигура внезапно исчезла.

– Черт!

Сиберски мгновенно наддал, легко отталкиваясь от асфальта молодыми тренированными ногами, я последовал за ним, но скоро, запыхавшись, начал отставать. Между нами уже пять, десять, двадцать метров… Теперь он свернул в едва различимый крохотный проулок, в глубине которого мексиканец заваливает проход мусорными баками, на бегу их опрокидывая. Лейтенант все так же мчится с пистолетом в руке, шумно дыша и всем телом устремляясь вперед, а я… я держусь из последних сил. Но вот наконец сквозь боль и сигаретные смолы прорвалось второе дыхание, и мой темп ускорился… За поворотом проулок стал еще теснее, полоска асфальта сузилась. Дети, игравшие в этой горловине, вжались в стены, какая-то женщина выглянула из дверей и тут же спряталась. Спускались сумерки, такие же серые и грязные, как дома. Сиберски уже догонял беглеца, почти настиг. Теперь тот карабкался на шаткую ограду, и было отчетливо слышно, как он хрипит. Подтянулся, выругался, скатился на другую сторону… Лейтенант, подстегнутый яростью, с криком перемахнул через ограду, я продолжал ломиться вперед – и она рухнула под тяжестью моих ста килограммов. Невнятные выкрики, прохожие бросаются врассыпную, визжат шины…

Впереди широкая улица с мигающими вывесками пабов и ресторанов. Прямо по курсу – сияющие купола собора. С той стороны улицы еще один узкий проход, бегущие исчезают в потемках. Я кидаюсь за ними, стиснув зубы, но не снижая скорости. Ступни у меня распухли, пятки горят. Еще несколько шагов – и под ногами уходит в темноту лестница, на ней яростно дерутся двое. Один, вцепившись в другого, с силой ударил его о перила, встряхнул, кинул вниз, и тот со стоном покатился по ступенькам. С самого дна донеслось рычание дикого зверя. Полицейский уже добежал до упавшего, рухнул на него, придавив коленями разбитый хребет.