Ведьма поднялась с кресла. Разгибалась она чудовищно долго, придерживая костлявой рукой поясницу, и чем дольше разгибалась, тем выше задирался ее морщинистый волосатый подбородок и острые плечи. В результате она оказалась даже выше Марии на целую голову. Ведьма запустила руку в рюкзачок, надетый на ворона, и, пошарив там, передала собаке небольшой темный предмет.

Младшая подумала, что ни за какие коврижки не хочет встретиться с Камиллой взглядом. Потом до нее дошло: ведьма только что разговаривала с псом, и никто на это не отреагировал. Фэйри вежливо помалкивали, видимо, дожидались начала официальной аудиенции. Ведьма еще что-то произнесла на языке, который походил на английский не больше, чем кряканье утки на оперное пение. Собака медленно развернулась и уставилась на Младшую. В широкой слюнявой пасти она держала пузатый фарфоровый флакончик.

Анка почувствовала, что если собака подойдет к ней вплотную, то она не выдержит и непременно описается.

Она беспомощно обернулась к Марии. В неровных отблесках каминного пламени великанша выглядела больной. Она тихонько ругалась сквозь зубы на голландском языке. В ходе долгого общения с наездницей Анка успела выучить несколько ругательств, и сейчас они, как ни странно, подействовали на нее успокаивающе.

Не одна она боялась.

А за спиной у Марии, за полуоткрытой дверью, клубился багровый туман. Он никуда не делся, не рассосался, но застыл на невидимой границе, оставляя вершину могильника свободной. Младшая вдруг поняла, что ее так раздражает в этом ненастоящем доме. Здесь была всего одна большая комната — ни спальни, ни кухни, никаких проходов, кроме входной двери.

Камилла поднесла чашку под черную вуаль, сделала глоток и засмеялась неожиданно слащавым, глубоким смехом. Дядя Эвальд подошел к ней, поклонился и поцеловал запястье. За ним подошли тетя Берта, Саня и Бернар. По сравнению с Камиллой все они выглядели пигмеями. Пламя горело ровно и жарко, искры взлетали, спиралью ввинчиваясь в дымоход, но гореть на голых камнях было нечему.

— Чтоб мне сдохнуть… — сипло произнесла Мария и попятилась, сунув руку за воротник.

Ничего особенного не происходило, просто дядя Эвальд, встав на одно колено, пожимал лапу собаке. Ничего особенного, тысячи людей жмут лапы своим любимцам, но редкие псы отвечают людям хихиканьем и шепотом на ухо. Фарфоровый пузырек из пасти собаки снова перекочевал в руку ведьмы. Когда черное, как уголь, животное распахнуло пасть и рассмеялось вполне человеческим смехом, Анке показалось, что за рядом зубов свернулся очень длинный раздвоенный язык.

За окнами в бликах огня все время что-то крутилось, то ли бесшумный смерч, то ли пыльная буря. Младшая опять никак не могла рассмотреть небо, и это ей тоже очень не нравилось. То слева, то справа загорались и гасли россыпи звезд, в какой-то момент пролетела клином стая летучих мышей, затем снова нахлынули тучи. Складывалось ощущение, что время за дверью фермы бежит в десять раз быстрее. В камине над огнем, откуда ни возьмись, возникла перекладина и на ней — внушительных размеров котелок. В котелке что-то аппетитно забулькало, и тут же в ноздри Анки вторгся самый чарующий аромат, который только можно было себе представить. Там варилась ее самая любимая баранина! Ворон куда-то пропал, ударили часы, из пустоты соткался полный комплект для торжественного ужина. Добрые Соседи расселись на высоких табуретах вокруг резного дубового стола, ведьма примостилась во главе и широко повела рукой, приглашая к трапезе Анку и Марию. Младшая подумала, что еще никогда ей не доводилось ужинать среди ночи на кладбище. Мария настороженно попробовала табурет рукой и умостилась на самом краю, готовясь вскочить в любой момент. Даже на расстоянии Анка чувствовала, как наездница напряжена. Как ни странно, чем больше Мария волновалась, тем больше Анка успокаивалась.

Она почти спокойно восприняла, когда ворон вышел из-за кресла старухи, взмахнул крыльями и обернулся хромым несимпатичным человечком полуметрового роста. На кривых ножках карлик носил грубые кожаные башмаки с серебряными подбойками и синие чулки. Сверху он был облачен в потертый красный камзол, замызганное кружевное жабо и круглую шерстяную шапочку. Из-под шапочки во все стороны лезли черные перья. Бывший ворон с фантастической скоростью стал извлекать из воздуха серебряные и бронзовые миски с закусками, столовые приборы и хрустальные кубки. Ему никто не помогал, но в мгновение ока стол оказался сервирован. Котел с перекладины перекочевал в самый центр стола, из-под чугунной крышки повалил ароматнейший пар…

— Плиз-ззз… — скребущим голосом протянула старуха, и табурет пополз Анке навстречу, мелко перебирая квадратными ножками. — Пли-ззз, литтл лэди, трай май айрит-стью…

— Айй-ррит-сстьюю… — с улыбкой повторил пес.

Камилла резко зашептала что-то дяде Эвальду, он откашлялся и повернулся к Младшей.

— Так называется тушеная баранина со специями и редкими овощами, — перевел старик, и Анке не понравилось, как он прячет глаза. — Камилла приглашает вас отведать настоящей эльфийской еды. Вы вправе отклонить приглашение, но тогда следует немедленно покинуть сид, и в Пограничье уже не попадете никогда.

Откуда-то снизу, из-под земли, донесся глухой раскат, словно включился титанический бур. Красный туман за окном чуточку приблизился, или это ей только показалось? Стало еще жарче; в зыбком карминовом зареве, заменившем небо, все так же пищали летучие мыши. Карлик, накрывавший на стол, ухмыльнулся, щелкнул пальцами, и в руках у него появилась пыльная квадратная бутыль, заткнутая пробкой. Он вытащил пробку зубами, но не выплюнул, а с хрустом прожевал и проглотил, нагло таращась на Анку круглым черным глазом. В момент улыбки его рот распахнулся от уха до уха, верхняя губа вытянулась вперед и стала жесткой, наподобие клюва. Анка сморгнула, но в следующий миг кошмарный лакей уже отвернулся. Его затылок и спину укрывал водопад из черных с проседью вороньих перьев, а из задников ботинок торчали черные когти. Младшая незаметно вытерла пот со лба.

«Они нарочно меня пугают, нарочно, чтобы я отступилась, а отступиться нельзя, нельзя… — как молитву, повторяла себе Младшая. — Бернар говорил, что будут пугать, так им положено, они не любят людей… Ой, мамочки, какой ужас!!!»

Табурет игриво ткнул ее в коленку. Карлик разливал из бутыли по кубкам пахучую густую жидкость; над столом сразу повис щекочущий кисловато-сладкий аромат. Ведьма поварешкой раскладывала по тарелкам жаркое. От котла на столе божественно пахло горячей бараниной, у Анки буквально сводило живот от голода, рот наполнился слюнями. Она попыталась встретить взгляд Бернара, но он сидел очень ровно, сложив руки перед собой, и смотрел в свою пустую тарелку. Остальные Добрые Соседи поступили точно так же; лишь Мария настороженно озиралась по сторонам. Человечки и звери на розовых обоях плясали все быстрее, с потемневшего эстампа над камином таращился усатый мужик с повязкой на глазу. Сквозь вуаль на лице ведьмы ничего нельзя было различить, кроме блеска металлических зубов. Младшая опустила глаза на подрагивающий от нетерпения табурет. Она представила себе, как сядет на него, заколдованная деревяшка выпустит сучки, обхватит ее за ноги, выскочит на улицу и взлетит в самую гущу голодной стаи летучих мышей.