– Ты прав, Алексей. Я… недооцениваю себя. Я заслуживаю того, чтобы быть любимой, а не только любить. Я любила других всю мою жизнь, и единственный человек, который возвращал мне любовь, – мой брат. Все остальные просто брали то, что я предлагала, и использовали мою любовь против меня. В результате я всегда думала – у меня что-то не в порядке. И никогда не считала, что заслуживаю большего. А сейчас считаю.

Глубоко вздохнув, Маделин положила руку на живот, будто он болел. Возможно, так оно и было? Его собственная боль явно была реальной.

– Ты знаешь, ирония состоит в том, что я узнала это от тебя. Ты раскрыл для меня мою ценность. Оказалось, я представляю большую ценность, чем думала. И главное во мне – это не мои ошибки, а нечто гораздо большее. Родители все время показывали мне, что я ничего для них не значу. Зато ты показал – я значу очень многое. И я всегда буду благодарна тебе за это. И не только за это, – сказала она, повернувшись в сторону спальни, по-видимому намереваясь взять свою одежду. – Это обидно. Мне кажется, ты не уверен не только во мне, но и в себе. Ты недооцениваешь нас обоих. У нас могло бы быть совместное будущее, но ты боишься протянуть руку и взять его.

Алексей закрыл глаза, стараясь не замечать пронизывающей боли в своем сердце.

– Нет, Мэдди. У нас нет будущего. Нет ничего…

Он обещал быть честным с ней. Всегда. И он нарушил свое обещание.

Она вздрогнула, согнув плечи, и скрылась в спальне.

Он стоял посредине гостиной и ждал.

Когда Маделин появилась вновь, она была одета и сумка перекинута через плечо.

– Ты будешь работать на парижской выставке или мне надо нанять кого-то другого?

Она взглянула на него, и взгляд ее был твердым.

– Вряд ли это будет справедливо – потерять в один и тот же день и работу, и любовника. К тому же я прекрасно справляюсь со своими обязанностями. Я лучший работник, ты забыл?

– Ты будешь работать в моей компании столько, сколько захочешь, Маделин. – Это Алексей мог ей дать.

Она медленно кивнула:

– Спасибо за утешительный приз. До свидания, Алексей.

– До свидания, Мэдди. – Имя ее застряло в его горле, где стоял комок.

Она прошла мимо него, достигла двери, остановилась, но не повернулась.

– Ты знаешь, Алексей, вчера я наконец-то кое-что поняла насчет себя. Всю жизнь я жила в страхе. Я позволяла страху контролировать то, что делала, а также то, что не делала. Страх не давал мне встречаться с мужчинами в течение пяти лет. Теперь в моей душе не осталось места для страха. Любовь изгнала его. Надеюсь, когда-нибудь ты встретишь женщину, которая сможет сделать то же самое для тебя. Я знаю, ты любил свою жену. Я знаю, ты никогда не переставал ее любить. Это нормально. Но надеюсь, однажды ты сделаешь шаг вперед, и тогда ты сможешь двигаться дальше.

Маделин выскользнула в коридор, захлопнув за собой дверь. Замок громко щелкнул.

Мэдди ушла.

Алексей сделал то, что должен был сделать.

Он думал, что годы, проведенные в бесчувственном оцепенении, избавят его от боли в его теле, от ноющего ощущения в сердце и голове. Избавят от тяжелых переживаний, разрушавших его.

Но Алексей не чувствовал облегчения. Теперь им владело лишь ощущение горестной потери и мучительной боли, и с этим он справиться не мог.

Алексей взглянул на бутылку виски, стоявшую на кофейном столике. Он не притрагивался к алкоголю вот уже пять лет. С тех пор, как миновали самые тяжелые дни. С тех пор, как он убедил себя – боль нельзя заливать алкоголем.

Теперь он вновь рассматривал этот способ. Очень серьезно.

Он не мог притворяться перед самим собой и делать вид, что ничего не испытывает к Мэдди. Боль потери ее была так остра, будто Мэдди не ушла от него, а умерла. Нет, нет! По крайней мере, она была жива. По крайней мере, она имела шанс на счастливую жизнь. С мужчиной, который мог бы сделать ее счастливой, который дал бы ей то, чего она заслуживает.

При этой мысли Алексею хотелось задушить этого «другого» мужчину. Он не мог подавить в себе ощущение гнева и злости.

Мэдди ушла. Значит, бессонные ночи вернутся к нему. Он почти не спал с тех пор, как она покинула его дом, его постель, его жизнь…

Взяв с туалетного столика фрагмент ожерелья, которое он так и не доделал, Алексей провел пальцами по тонкой изящной цепочке. Она всегда ассоциировалась у него с женой. Красивая, но слишком короткая. Незавершенная.

Когда-нибудь, со временем, она будет ассоциироваться у него с его собственной жизнью.

После смерти Полины он продолжал жить. Заработал много денег, добился успеха в своем деле. Но его личная жизнь – то, кем он был, – была закончена.

Он думал, что защищает Мэдди, заставляя ее уйти от него. На самом деле он защищал самого себя. Потому что был трусом.

Он знал, что такое любовь. Он любил Полину, как мужчина может любить свою жену. Потеря ее стала для него трагедией. Жизнь для него потеряла смысл, и ему пришлось выкарабкиваться из ямы, в которую он попал. Снова искать этот смысл.

Алексей подозревал – до сих пор он так и не нашел его. Да, он находил замены – то, что могло на время заполнить образовавшийся вакуум. Это были всего лишь бинты, которые скрывали раны, но не могли вылечить их. Усилия его оказались тщетными…

У него было столько денег, что их невозможно было истратить лишь на себя одного. Он обладал такой властью, которая могла бы сломать многих мужчин, и такой известностью, которая была ему не нужна. Все это для Алексея ничего не значило.

У него не было ничего ценного в жизни.

Снова взглянув на недоделанное ожерелье, Алексей увидел не его, а лицо Маделин.

Она пробудила в нем чувства, которые он давно похоронил. Такие глубокие чувства он не испытывал никогда. Мэдди овладела его сердцем.

И если он хочет быть мужчиной, достойным ее, то должен избавиться от своих страхов. Должен двигаться вперед.

Крепко сжав ожерелье в руке, Алексей отбросил его в сторону.

Выставка была организована идеально. Все шло по плану.

Маделин стояла на балконе, наблюдая за танцующими парами.

Она задумчиво улыбалась, вспоминая о вечере, когда танцевала с Алексеем. Кажется, это было давным-давно… Воспоминания были словно окутаны туманной дымкой, и ей стало казаться – все это ей просто приснилось.

Если бы только и ее боль тоже была окутана туманной дымкой… Но нет! Она испытывала реальную и острую боль. Мэдди так мучительно тосковала по Алексею, что иногда ей тяжело было дышать. За прошедшую неделю ей не раз приходила мысль о том, не совершила ли она большую ошибку?

Быть сильной, принципиальной, гордой – замечательно, но в теории. А на практике это означало одиночество.