Предметом зависти Жени была идеальная фигура Ирины. Особенно раздражали ее стройные ноги. Одно время она даже пыталась придумать способ, как искривить эти ноги! Усыпить и подрезать какие-то сухожилия, хрящи. У нее определенно тогда крыша ехала! А эта идея уговорить Ирину сделать себе пластическую операцию, предположим, увеличить грудь (хотя у нее и так был четвертый номер!), и чтобы во время операции подкупленная хирургическая сестра умышленно внесла бы какую-нибудь гадость, которая в дальнейшем спровоцировала бы заражение крови…

Женя очень сожалела, что Ирина была совершенно равнодушна к бане, к сауне. Та считала, что это не только не полезно, но и вредно для здоровья. Ирина была в шоке от женщин, которые по два раза в неделю целой компанией ходили в сауну, парились там, натирались какими-то самодельными мазями, скрабами, медом. Она считала неприличным выпускать прилюдно из себя грязь, сидеть голыми, пить пиво… Женя, бывая в какой-то компании, посмеивалась над ее, как она выражалась, чистоплюйством и говорила, что баня – это благодать… Но Рита-то знала, почему Женю так привлекает баня. «Если запереть там нашу красавицу… – плотоядно, чуть ли не облизываясь, начинала мечтать вслух Женя, вращая глазами, – представляешь, что с ней бы стало! Изжарилась бы там заживо!»

По-хорошему ее надо было остановить, сказать, мол, ты что, дорогая, ополоумела совсем? О чем ты думаешь? Не лучше ли было бы направить всю свою неуемную энергию на то, чтобы вернуть мужа? Поискать какие-нибудь другие, менее опасные и преступные способы отмщения. И Рита бы сказала ей, внушила эту мысль, если бы не возможность и дальше наслаждаться чужой бедой, быть в курсе всех ее замыслов и планов. Какое-никакое развлечение. И понимала ведь, что так нельзя, что она, потакая несчастной Женьке, лишь провоцирует ее на новые смертоносные фантазии. Но не остановила. Ничего не предприняла. Больше того, она и сама не раз, увидев голубков вместе, ставила об этом в известность обманутую подругу. Видела, мол, «твоего» и эту «суку», проезжали на машине…

Возможно, Женька уже стала ненавидеть и Риту, как человека, посвященного во все ее планы, как свидетеля ее обид и унижений, и, возможно, и ей готова была насолить, сделать больно. Ведь понимала же, что она могла бы и промолчать, не рассказывать, что она видела Илью с Ириной, однако не молчала, хотя знала, что причинит ей боль, и все равно продолжала это делать. Зачем? Одному дьяволу известно.

Когда же погибла Ирина, все вдруг стало таким очевидным, страшным и необратимым, что Рита испугалась по-настоящему. Игры закончились. Ирину убили. Причем убили очень жестоко. И убить ее могла сама Женька. У нее есть машина, она прекрасно знала, что Дима с Ириной отправились домой, а потому могла поехать следом, каким-то образом вызвать соперницу за ворота, ударить ее, лишив сознания, положить, как куклу, в машину, отвезти подальше и убить. Раздавить. Уничтожить. Словом, сделать все то, о чем она так долго мечтала (не факт, что она не видела на кухне целующихся предателей). И ведь Женька с Ильей ушли практически сразу после того, как уехали Дима с Ириной. Тут есть о чем задуматься.

Рита презирала Илью, причем открыто, и он это знал, чувствовал, поэтому подойти к нему и расспросить, мол, где была твоя женушка после того, как вы уехали от нас, не посмела. Он бы не рассказал при любом раскладе: оставалась ли жена дома или уехала куда. Значит, надо расспросить обо всем саму Женьку.

Но прошел день, Рита не могла себя заставить это сделать. Потом еще один день, еще… И вот теперь ее словно кто-то толкнул в спину, мол, иди, теперь можно. И если Женька до сих пор не попалась, может, убийство было тщательно спланировано, и она, убив соперницу, теперь изнывает под бременем страха, не зная, с кем поделиться. Может, понимает, что Рита догадывается, чьих это рук (колес!) дело! В любом случае навестить подругу не грех. Вот если она еще не появится несколько дней, Женька по-настоящему может забеспокоиться.

Первое, что запомнилось Рите, едва она переступила порог, были глаза Женьки. Сухие, но с припухлыми розовыми заплаканными веками, и первая фраза, которой она встретила подругу:

– Это не я.

Она прошептала это, глотая невидимые слезы. В глазах – страх, ужас.

– Я знаю, – просто сказала Рита и обняла ее. – Чаем-то угостишь?

– Да-да, конечно! – засуетилась Женя, почти бегом удаляясь на кухню. – Проходи! У меня пирог есть!

«Значит, не так уж все и плохо, раз пироги печешь, дорогая», – подумала Рита.

Кухня, как всегда, блистала чистотой. И на самом деле пахло пирогом. Жизнь, что называется, продолжалась.

– Как поживаешь? Сто лет не виделись. Все дела какие-то, – улыбнулась Рита, сама осознавая, насколько фальшиво прозвучал ее голос.

– Да уж, подруга, дела у нас не очень-то… А я ждала тебя. Каждый день ждала. Но ты не звонишь, не приходишь. Могу себе представить, что ты там себе нафантазировала.

Женька была в черном. Видимо, траур по сопернице. Черная тонкая блузка, длинная шелковая юбка.

Наливая чай, она с трудом боролась с дрожью в руках.

– Женька, да расслабься ты. Что ты прямо как чужая? Ты что, всерьез решила, что я подумала на тебя? Да мало ли о чем мы с тобой говорили? О чем мечтали… Посмотрела бы я на Ирину, Царство ей Небесное, как она желала бы здоровья и благополучия своим соперницам. Да все мы, бабы, одинаковые. Все хотим смерти своим соперницам.

– Послушай, если тебя вдруг вызовут в прокуратуру, пообещай молчать. Я, правда, правда ни при чем. Последний раз я видела ее на твоем дне рождения, ты же знаешь. И все!

– А ты сама-то на кого думаешь?

– Уверена, что ее просто случайно сбили… Это же не в городе, безлюдное место, темное… Фонарей нет…

Откуда она знает про фонари?

– …Вышла на дорогу, может, пройтись после скандала-то, воздухом свежим подышать, а тут машина из-за угла… Ой, Рита, не хочу даже думать обо всем этом. Страшно. Вот. Хоронить-то кто будет?

– Понятия не имею. Хотя у нее, кажется, сестра родная имеется. Кстати говоря, наследница. Но они не общались много лет. Вот подарочек ей с неба свалился! Прямо на голову! Да, кстати о голове, все хочу посмотреть, как ты там… зарастаешь?

И Рита, поднявшись, подошла вплотную к подруге и принялась рассматривать ее голову.

– Нет, – тихо проговорила Женька, словно ее могли услышать. – Все так же. И это катастрофа. Если бы ты знала, сколько денег я на это потратила. Уже никому не верю. Все врачи настаивают на длительном курсе, на многомесячном, но ты представить себе не можешь, какие это деньги! Просто сумасшедшие!

– Болит?

– Побаливает… Но больше, конечно, болит душа, что все это произошло. Вот прямо сразу ненавидеть ее начинаю. Даже мертвую! Так изуродовать! Гадина!!!

– Может, тебе денег надо? Могу одолжить.

– Одолжить… А отдавать-то чем? Мне кажется, что у Илюши деньги заканчиваются. Я знаю, что у него проблемы, какие-то неприятности с бизнесом, но сам виноват! – Она постаралась, чтобы голос ее звучал как-то легкомысленно, капризно, как у женщины, не привыкшей вообще интересоваться делами мужа. – Надо было мозгами лучше работать. Я – женщина, меня вопрос, откуда берутся деньги, мало интересует…