Эрик нахмурился. Он легко коснулся плеча Роланда, затем сжал сильнее.

– Никогда не видел тебя таким прежде.

– Ты всегда видел лишь внешнюю оболочку, друг мой, и лишь сегодня столкнулся с сущностным наполнением. Может, будет лучше, если вы с Тамарой заберете мальчика и уедете как можно дальше, пока я не причинил вам всем вред.

– Не будь смешным, – сказал Эрик, убирая руку. – Поговорим о случившемся сегодня вечером. Солнце уже показалось на горизонте. Тебе нужно идти вниз.

Роланд отрицательно покачал головой:

– В этом нет необходимости. Я принял дозу твоего препарата.

– Когда? – нахмурился Эрик.

Роланд пожал плечами:

– Час назад, может, меньше. Какое это имеет значение?

– Как же я сразу не догадался! Роланд, присядь. Давай, выползай из ямы самобичевания и послушай, что я тебе скажу. – Не дожидаясь его согласия, Эрик усадил его на стул.

Роланд повиновался, всем своим видом, однако, демонстрируя, что доводы друга его совершенно не заботят. Никакие слова не сумеют изменить жестокой правды.

– Ты собой не владел, дурачок, – втолковывал тот. – Ты находился под воздействием лекарства. Если кого и нужно винить, то только меня. – Он придвинул стул и сел рядом с Роландом. – Этот препарат имеет тенденцию обострять агрессивное поведение. По крайней мере, именно это происходило с подопытными животными, на которых я проверял, как он работает. Когда эти признаки не проявились во мне, я сделал вывод, что бессмертные не подвержены подобному побочному явлению. Как оказалось, это было роковое заблуждение.

Роланд лишь упрямо покачал головой.

– Ты настоящий друг, Эрик, но не пытайся взять на себя вину за мою истинную сущность. Это не было воздействие препарата. Я совершил этот поступок сам.

– Нет же, Роланд! Когда уже ты начнешь рассуждать здраво? Послушай меня, мне давно следовало понять, что более древние вампиры сильнее подвержены побочным влияниям лекарства, чем молодые. Точно так же, как они более восприимчивы к другим нашим слабым местам: солнечному свету, боли и так далее. Неужели ты не понимаешь? Это всего лишь препарат.

Роланд воззрился на друга немигающим взглядом.

– Ты в самом деле не желаешь признать мою истинную сущность. Если препарат и оказал на меня какое-то воздействие, так это только ослабление моего контроля. Все остальное проделал зверь, живущий внутри меня. Я это точно знаю.

– Ты совсем выжил из ума, если веришь в подобные вещи.

Роланд поднялся на ноги.

– Этот разговор не имеет смысла. Иди вниз и отдыхай, пока солнце совсем не выжгло твои мозги.

– Я уже был внизу полчаса тому назад, отводил Тамару. Но сегодня я, как и ты, принял дозу препарата, чтобы мы могли дежурить по очереди. И наш разговор совсем не бессмысленный, как раз наоборот, но твое упрямство не позволяет тебе понять этого.

Роланд не мог больше ни секунды выносить логических рассуждений своего друга, поэтому перешел в главный зал. Однако настойчивый Эрик следовал за ним по пятам. Достигнув подножия стертой от времени каменной лестницы, Роланд обернулся.

– Если хочешь по очереди сторожить замок, не имею ничего против. Но перестань, бога ради, преследовать меня, Эрик. Мне нужно некоторое время побыть в одиночестве.

С этими словами он поспешил наверх, а Эрик остался внизу. Не останавливаясь, Роланд миновал второй этаж, где находилась комната Джейми, а также третий этаж, где располагались комнаты, заброшенные еще со времен бытности его смертным. Лестница закончилась, упершись в тяжелую деревянную дверь, и Роланд, толчком распахнув ее, вступил в оружейный зал, представляющий собой огромный круглый склеп без окон, где царил кромешный мрак. Однако Роланд отчетливо различал окружающие предметы.

Доспехи стояли вдоль стен подобно привидениям, с осуждением, как ему казалось, взирая на него пустым взглядом из-под поднятых забрал. «Что ж, я это заслужил», – подумал он. На каменных стенах была развешана коллекция палашей, потускневших от времени и нуждающихся в полировке. Их искусно вырезанные ножны были едва различимы под покрывающим их толстым слоем пыли. В одном углу валялись арбалеты, очевидно пришедшие в полную негодность, а арбалетные стрелы лежали в короткой деревянной коробке. Их здесь были сотни, они топорщились, подобно иглам дикобраза. На прислоненных к стене щитах с трудом можно было различить родовой герб Кортманшей.

Бросив взгляд на изображенного на красном поле черного льва, стоящего на задних лапах и скалящего зубы, Роланд почувствовал горькую иронию.

Зверь и кровь. Идеальное соответствие действительности.

Отведя глаза от угрюмых свидетелей его прошлого и прошлого его семьи, Роланд направился к лестнице, стоящей в дальнем конце комнаты, и вскарабкался по ней в башню. На столе, именно там, где он оставил их, лежали длинные деревянные спички. Чиркнув одной из них по грубой каменной стене, Роланд зажег все имеющиеся в комнате свечи.

Подобно оружейному залу, башня тоже была круглой. В стенах имелись прорези, сквозь которые раньше стрелки могли поражать захватчиков, осаждающих замок. Лишь недавно Роланд замуровал эти отверстия. Бывали времена, когда он спал днем именно тут, а не в темнице под землей.

Но снова он этого делать не будет. Темница – более подходящее место для такого существа, как он.

Некоторое время он просто стоял в центре комнаты, затем медленно осмотрелся. Его окружали потрепанные безжалостной рукой времени картины, которые он написал, будучи мальчиком. Это были причудливые изображения драконов, рыцарей и героических деяний, а позднее появились портреты – лица его матери и отца, обвиняющие глаза братьев.

На мольберте покоилось неоконченное изображение Рианнон.

Роланд пришел в башню, намереваясь уничтожить его, а также все прочие полотна, изрезать их на куски. Он не был художником, не был творцом. Он обладал не сердцем поэта, а сердцем злодея. Какое он имел право лелеять воспоминания, более соответствующие смертному, обладающему душой? Это была ложь, чистой воды притворство.

Вынув из ножен на боку кинжал, он занес его над картиной, но что-то остановило его. Он не знал названия этой силы, чувствовал только, что она сильнее его гнева. Посмотрев на изображение, которое пока представляло собой лишь неясные формы и очертания, он тем не менее различил черты Рианнон, ее излучающие свет и тепло миндалевидные глаза, взирающие прямо на него. С придушенным всхлипом он уронил кинжал на каменный пол.

Повернувшись спиной к холсту, Роланд оказался перед столиком, на котором в полной готовности были разложены его краски, кисти, палитры. Рядом стояла еще одна лестница, ведущая к люку в крыше замка.

Ребенком он, бывало, часто вылезал на эту смотровую площадку, чтобы обозревать окрестные леса и место слияния двух рек. Узкая и стремительная Торду со смехом сливалась с широкими неспешными водами Луары, и затем две реки, став единым целым, сияя и искрясь, продолжали свой бесконечный бег на юг.