Толстуха, звеня ключами, побежала в кухню.

Через минуту судомойка принесла нам кувшин горячего молока и корзину с колбасой и хлебом.

— Кушайте, кушайте! — тараторила толстуха в сбитом набок чепце. — Голубушка, фрау Эльза, да мы с вами землячки! Я тоже из Шварцвальда. Только вот уже одиннадцать лет не была на родине, с тех пор как покойный барон взял меня в кормилицы к маленькой баронессе. А теперь я — ключница, зовут меня тетя Эмма, да, да! Это ваша дочка? А мальчики тоже ваши? Вот расскажете в деревне, в каком доме меня повидали!

Лакеи приносили скамейки и ставили их рядами перед павильоном.

Напившись молока, мы сложили сцену на крыльце павильона между двух белых колонн и натянули перед сценой нашу зеленую занавеску.

— Это не годится! Это некрасиво! — воскликнула тетя Эмма. — Снимите ее, снимите сейчас!

Правда, наша занавеска годилась кое-как для полутемного балаганчика, но здесь, на свету, возле мраморных колонн, все ее заплатки, все линялые пятна так и лезли в глаза.

Тетя Эмма притащила тяжелую синюю материю с разводами.

— Мальчики, за работу!

Стоя на плечах мейстера Вальтера, я прилаживал эту синюю материю над нашим театром вместо зеленой занавески. Мейстер Вальтер потихоньку поддразнивал Марту.

— А ну, покажи, как ты будешь говорить за… ик! Геновеву.

Тетя Эмма принесла две корзинки с нарезанными хвойными ветками и велела нам плести венки.

— О, я сделаю так, что будет красиво! Здесь венок, там венок, а посредине пустим гирлянду! — говорила тетя Эмма, подпрыгивая перед театром.

Проклятые ветки кололи нам пальцы, пока мы вязали гирлянды, мне хотелось спать, а тетя Эмма трещала:

— Ведь сегодня день рождения маленькой баронессы Шарлотты. Да, да, сегодня ей ровно одиннадцать лет, я всю ночь убирала цветами комнату с подарками. Ах, какие подарки! Как подумаю, что вот она, моя баронессочка, встанет с постельки и войдет в эту комнату в своем белом атласном платьице, — ну сущий ангелочек! Прямо плакать хочется! — Толстые щеки тети Эммы прыгали от волнения. — Сначала все пойдут к обедне, потом будет завтрак (на пятьдесят кувертов), потом — детский праздник в парке и ваше представление, а вечером — фейерверк и танцы. Сам герцог обещал приехать!

Фрау Эльза устало кивала головой и вздыхала:

— Бывают же богатые люди!

— Да, голубушка, уж вам такого праздника не увидеть больше… Долго будете нашим в деревне рассказывать … Ну, все готово? А где еще венок? Ах ты соня, соня!

Марта, выронив из рук венок, сладко спала в складках старой зеленой занавески.

— Марта! — Фрау Эльза в отчаянии всплеснула руками.

— Оставь девочку, — строго сказал мейстер Вальтер. — Пускай отдохнет. Ведь она водит сегодня Геновеву! — И он прикрыл Марту краем занавески.

Мы опять влезали на плечи мейстера Вальтера, развешивая хвойные гирлянды по синей материи. Театрик стал нарядным. Потом мы вынули кукол и проверили нитки. Паскуале зевал так, что у него хрустели челюсти. Тетя Эмма убежала в замок.

— А ну, ложитесь спать, ребята! — сказал мейстер Вальтер. — Еще успеете вздремнуть, время раннее.

Мы влезли на сцену и уснули, как убитые.

Меня разбудила болтовня тети Эммы.

— Идите, идите, я проведу вас по галерее, вы увидите комнату с подарками и накрытый стол! Идите, все уехали к обедне!

Заспанная Марта, кутаясь в платок, уже бежала за фрау Эльзой по дорожке. Мы с Паскуале пустились вдогонку. Мейстер Вальтер остался один курить свою трубку на ступеньках павильона.

Мы взошли по боковой каменной лестнице, мимо белых безглазых статуй. Вдоль второго этажа шла крытая галерея, уставленная деревьями в кадках. Дикий виноград вился по решетке вдоль стены.

— Уж вы расскажете нашим в деревне, какую роскошь видели! — твердила тетя Эмма. Ей очень хотелось, чтоб ее земляки знали, у каких знатных господ она служит. — Ах, мейн готт! Ребята наследят на полу, какие у них грязные башмаки! Снимите их, снимите сейчас!

Башмаки у нас, правда, были мокрые и грязные. Мы сняли их, взяли в руки и пошли на цыпочках в одних чулках. Круглая дырка, как маленькая луна, засверкала на пятке Марты.

— Вот здесь спальня баронессочки! — говорила тетя Эмма, подводя нас к открытому окну, выходившему на галерею.

Там в занавесках розового тюля блестели витые колонки кровати. Розовый диван, розовый ковер — все было розовое…

— А вот здесь — подарки! — Толстуха спешила к другому окну. — Красиво, правда?

Запахом тепличных цветов пахнуло из окна. Гирлянды цветов свешивались даже с потолка.

— Вот там, на кресле, голубая парча на платье, подарок фрау баронессы. А там — подарок бабушки, серебряный туалет. Смотрите, какое зеркало! А вот на столике — сервиз из саксонского фарфора, весь в позолоте, чего только он стоит! Это подарила графиня Мисбах, она уже сейчас сватает нашу баронессочку за своего сына, графа Морица, вы увидите его на празднике… — не умолкая трещала ключница.

— Пеппо, — прошептала Марта, — взгляни, какие там куклы… ох! — Марта захлебнулась от восторга.

Их было пять. Они сидели в маленьких креслах вокруг столика с маленькой фарфоровой посудой. Их высокие прически были украшены бантами и цветами. Узорные блестящие робы топорщились вокруг неподвижных рук.

— Глаза, ты посмотри глаза — даже с ресницами! — шептала Марта. — А туфельки! А веер в руках у той — в желтом! Даже сережки в ушах! А личики какие нежные!

— Из чего они? Верно, не из дерева, — сказал Паскуале.

— Из лайковой кожи, — решил я. — Знаешь, внутри набиты трухой, а сверху раскрашены. Только для театра они не годятся …

— Почему не годятся? Подвяжи нитки — и будут годиться, — заспорил Паскуале.

— Да нет, они ведь мягкие, — значит, ходить плохо будут, — возразил я.

— А вот здесь будет завтрак! — говорила тетя Эмма.

Тут послышался во дворе стук колес и звон бубенчиков.

— Едут, едут! — закричала тетя Эмма. — Ступайте, ступайте отсюда!

Во двор уже въезжала маленькая голубая карета, запряженная рыжими лошадками, а за ней, громыхая и блестя, катились другие экипажи.

Мы опрометью бросились с галереи. Паскуале на бегу толкнул меня локтем. Один башмак вырвался у меня из рук и упал в кусты сирени. Я не сразу нашел его в густой листве, а когда нашел и оглянулся, на лестницу пестрой