— Да, — ответил я. — Почему бы и нет?

Пока Ората с Эконом расслаблялись в горячем бассейне, я принял предложение Метробия вместе пойти к массажисту. Раздевшись, мы расположились рядом на тюфяках в раздевалке. Занявшийся нами раб был высоким и худым, с необычайно сильными руками.

— Будь я богатым, — пробормотал я, — занимался бы этим каждый день.

— Я богат, — отозвался Метробий, — так и делаю. Как вам удалось обзавестись такой ужасной шишкой на голове?

— О, пустяки. Один дверной проем оказался ниже, чем я рассчитывал. О! Как хорошо! Эти бани чудесны, не правда ли? Мы с Эконом попали сюда вчера, как только приехали. Муммий решил показать нам водопроводную систему. Его массировал тот парень, который пел вчера вечером. Кажется, его зовут Аполлоном. Но боюсь, что этот Аполлон вдвое менее опытен, чем ваш массажист.

— Не знаю, — осторожно заметил Метробий, лежавший на боку, подперев голову рукой, глядя на меня с внезапным подозрением.

— Да? Но вы же такой частый гость этого дома… я думал, что у вас был случай воспользоваться услугами и этого Аполлона.

Метробий хмыкнул и поднял бровь.

— Здесь меня массирует только Моллион. Он — подарок Суллы, с тех пор прошло уже несколько лет. Знает каждую мышцу, каждую хрустнувшую косточку в этом старом уставшем теле. А такой неопытный юнец, как Аполлон, наверняка вызвал бы у меня растяжение.

— Да, я полагаю, что Муммию такая опасность не грозит. Он не слишком-то хрупок. С виду крепкий как бык.

— Да, вы правы.

— По известной причине, Метробий, я не думаю, чтобы вам нравился Марк Муммий, — продолжил я.

— Он мне безразличен.

— Вы ненавидите его.

— Признаюсь. Эй, Моллион, займись-ка мной. С Гордиана пока хватит. — Я лежал, упиваясь блаженством, размякший как вынутое из квашни тесто. Это пришла очередь Метробия пыхтеть и ворчать.

— Почему недобрые чувства коренятся так глубоко? — спросил я.

— Муммий мне всегда не нравился, с первой же нашей встречи.

— Но, очевидно, был какой-то инцидент, какое-то оскорбление.

— О, да, конечно. — Метробий вздохнул. — Это было десять лет назад, сразу после того, как Сулла стал диктатором. Вы помните, как Сулла составил проскрипционные списки и представил их на Форуме, предложив награду каждому, кто принесет ему головы его врагов?

— Хорошо помню.

— То была отвратительная, но неизбежная акция. Республика нуждалась в чистке. Для того чтобы Сулла восстановил порядок и положил конец многолетней гражданской войне, оппозицию нужно было выкорчевать.

— И что должно было статься с враждой между вами и Муммием?

— Поместья врагов Суллы перешли в собственность государства с последующей продажей на публичных аукционах. Нет нужды говорить вам о том, что первыми людьми на этих так называемых публичных аукционах обычно были близкие друзья Суллы и его соратники. Как иначе простой актер вроде меня мог получить виллу на берегу Залива? Но среди этих людей были и другие, стоявшие впереди меня.

— В том числе Муммий?

— Да. Красс был тогда в большом фаворе. По значению ни в чем не уступал Помпею. В конечном счете он перешел границы дозволенного и стал мешать Сулле. Вы наверняка помните один скандал, когда в списки Суллы был занесен некий невинный человек, благодаря чему Красс смог получить недвижимость, принадлежавшую этому несчастному.

— Таких скандалов было множество.

— Да, но Красс был высокородным римлянином, полководцем, героем сражения Квиринальского холма. Сулла лишь пожурил своих подручных. Но еще до этого скандала Красс первым включился во все эти дела, сразу же вслед за Помпеем. Людям Красса благоволили даже больше, чем самым старым друзьям и сторонникам Суллы.

— Таким, как вы сами.

— Да.

— Как я понял, Муммий получил в чем-то лучший кусок, чем вы, а Сулла встал на его сторону.

— Это была одна собственность, получить которую очень хотел каждый из нас.

— Недвижимость? Или же человек?

— Раб.

— Понимаю.

— Нет, вы не понимаете. Этот парень был собственностью некоего сенатора в Риме. Однажды я услышал его пение на одном званом обеде. Он приехал из моего родного Города Этрурии. И пел на диалекте, которому я научился еще ребенком. Его пение трогало меня до слез. Узнав, что его продавали вместе с остальными рабами дома, я поспешил в Форум. Аукционист был приятелем Красса. Оказалось, что приобрести этого парня хотел также Муммий, но вовсе не из-за его пения. Аукционист не обратил внимания на мою просьбу, и Марк Муммий получил весь лот рабов за цену поношенной туники. Как он был доволен. Мы обменялись угрозами. Я вытащил нож. В толпе было полно людей Красса, и мне в конце концов пришлось спасаться бегством. А они свистели мне в спину. Я пришел к Сулле, требуя справедливости, но он отказался вмешиваться. Муммий был слишком близок к Крассу, сказал он, а в тот момент он не мог позволить себе портить с ним отношения.

— Таким образом, Муммий взял верх, и раб достался ему.

— Но этим дело не кончилось. Всего через два года Муммий потерял к нему интерес и решил от него отделаться. К тому времени Сулла умер, и я не имел влияния в Риме. Я написал письмо Муммию, в котором просил его позволить мне выкупить юношу. Так знаете, как он поступил? Он послал письмо по кругу на званом обеде, сделав его объектом для насмешек. А потом пустил по кругу и юношу. И позаботился, чтобы об этом узнал я.

— И что же этот парень?

— Муммий продал его работорговцу, отплывавшему в Александрию. И он исчез навсегда. Моллион! — позвал он. — Сегодня твои руки что-то не помогают!

— Терпение, хозяин, — отозвался раб. — Ваш позвоночник жесткий как деревяшка.

Открылась дверь. Вместе с холодным воздухом ворвался высокий, пронзительный голос Сергия Ораты.

— И еще больше труб проложено под этим полом и в обеих стенах, — продолжал он начатую фразу. — А вот вентиляционные отверстия, воздух из которых равномерно распространяется по помещению. — За ним следовал энергично кивавший вдогонку его словам Экон. Ората был гол, если не считать очень широкого полотенца вокруг талии. От его пухлой розовой плоти поднимались клубы пара.

— Гордиан, ваш сын — способный ученик. Лучший слушатель из всех, кого я когда-либо встречал. Мне кажется, что у мальчика технические способности.

— В самом деле? — Я глянул на Экона, лицо которого выражало скуку. Несомненно, мысли его витали в более поэтических сферах подводного пейзажа женских бань, где царила Олимпия.

— Я и сам всегда так думал, Сергий Ората. Конечно, он не может ставить сложные вопросы, но вчера он с большим любопытством смотрел на устройство для слива воды после пропускания ее через бассейны. Я говорил ему, что система труб ведет в залив, но мои объяснения его явно не удовлетворили.