собственным правилам и разумению, порой даже входя в разлад с Токио… с особой подоплёкой входя в разлад с флотом.

Сейчас же ощущал себя не командующим армиями, не князем-аристократом, а будто обычным ремесленником, пусть и ремесленником войны.

Анализ обстановки показывал, что Квантун он мог теперь удержать лишь тактически, уже сейчас понимая, что недолго.

Русские взяли Ташичао и Инкоу, двигаются к Вафангоу, где позиция имеет слабость флангового обхода, а это означало угрозу тылу армии Ноги. Не непосредственную, но весьма вероятную.

Делая правильные выводы из всех известных фактов и тех слухов о флоте Того, все неудачи на сухопутном фронте могли привести к полному окружению 3-й армии на полуострове. А флот… очевидно, флот гарантировать снабжение или эвакуацию по морю не сможет.

Значит, надо отходить.

Значит, надо срочно отправить приказ Ноги, пусть прекращает бесплодные атаки и отходит к Пуланьдяню. Там узость – закрепившись на этих рубежах, можно ещё сохранить шанс удержаться на Квантуне.

Дальше все опять будет зависеть от того, насколько флот сможет удержать линии снабжения по морю.

Возможно, японской армии придётся даже отойти к Дагушаню – Тюренчену. Возможно. Но пока надо срочно отдать приказ генералу Ноги.

Стратегия закончилась. Началась тактика. Тактика отступления.

Разогнулась затёкшая спина… Взгляд маршала оторвался от карты, украдкой мазнул по зеркалу – своему тревожному отражению.

Ояма никогда, даже в годы порывистой юности, не мечтал стать поэтом, никогда (по крайней мере на слуху) не выстраивал трёхстишья хокку. Тем не менее, как истинный японец, верный традициям религии, он был убеждён, что все начинания сынов Ямато поддерживаются древними, мудрыми и безупречными богами. Теперь же был готов упрекнуть:

– Боги войны, насытившись нашими жертвами, вдруг оказались заняты собой, совсем забыв про нас.

Потирая рукой непонятно отчего занывшее сердце, командующий окрикнул, вызывая адъютанта.

Молодой офицер вынырнул из-за полога, застыв болванчиком. А командующий вдруг передумал: «Завтра. Все распоряжения, ещё раз обдумав, отдам завтра. Всё ещё не настолько однозначно, и у Ноги, у 3-й армии ещё есть некоторое время для манёвра».

Назавтра генерал Ноги Марэсукэ сам позвонил с неутешительным докладом!

А что самое скверное, передал предупреждение Катаоки о неспособности удержать порт Дальний и залив, оголив тылы и коммуникации.

Теперь становилось совершенно ясно – времени у 3-й армии нет!

– Того… – только и вымолвил на это маршал, – проклятые флотские!

* * *

А Хэйхатиро Того в это утро подал прошение об отставке.

Божественный Тэнно дважды перечитал аккуратно выведенные иероглифы, на всякий случай посовещался с морским министром, и вскоре командующий Рэнго Кантай получил от последнего телеграмму с возмутительным подтекстом «прекратить истерику».

В общем, в отставке отказали.

Искушённый Хэйхатиро воспринял это как нежелание министра нести всю ответственность за будущее поражение.

Единственное, чего не понял адмирал, что требуется от него и флота: балансировать, пытаясь сохранить хотя бы то, что осталось – опозоренные вымпелы? …или вывести все наличные силы (месяца через два) и геройски погибнуть! Взяв с собой побольше врагов.

– Вот только… – горько усмехался Того, вдруг сравнив военную кампанию с партией в го или с персидской забавой, именуемой шахматами, – вот только выбивая друг у друга пешки и ферзи (сиречь корабли), русские всякий раз могут подставлять на игровую доску новые фигуры… с Балтики.

Отвлёкшись…

А в Царском Селе до недавнего времени вполне реально обсуждалось, надо ли доводить до сведения Рожественского о беспрецедентной выходке британцев у берегов Камчатки – о нападении английских крейсеров под японским флагом на российские корабли, о потоплении «Рюрика». Да и о заслуженной участи нападавших.

Забавно, но учитывая, что дискурсантов-спорщиков в основном было всего двое – государь Николай и морской министр Авелан, занятие позиции «за» или позиции «против», в зависимости от той или иной аргументации, кочевало. То есть реально – «вчера» Авелан заявлял, что командующий Тихоокеанским флотом обязан знать, чего можно ожидать от подлых британцев: «до китайской стоянки флота англичан всего сто тридцать миль!» А «назавтра» проникновенно заверял, что не стоит давить на Зиновия Петровича, дабы тот, принимая боевые решения, не испытывал на себе «магнетизма вэйхайвэйской опасности».

Романов с Фёдором Карловичем – и в той, и другой версии – и соглашался и спорил, чем выказывал занимательное противоречие. Впрочем, все эти колебания прекратились после того, как «Лена» вышла «на большую дорогу» и из сводок стало окончательно очевидно, что вспомогательный крейсер вскоре добежит до Порт-Артура.

А там капитан 1-го ранга Трусов, и беглец-попаданец тем более, предстанут пред очами Зиновия Петровича, непременно ошарашив того новостями-подробностями, что случились в Авачинском заливе после расставания «арктической эскадры» с «Ямалом».

– Надо исходить из военно-политической ситуации, – здраво рассуждал монарх, – Рожественскому как ответственному лицу, могущему принять судьбоносные решения, и фатальные в том числе, следует быть начеку. Нам же вместе с тем надлежит отправить для адмирала нераспространительное (не сильно полагаясь на шифро-телеграф), но понятное пояснение на текущий момент. Всенепременно держать с ним связь и сообразно дальнейшей обстановке доводить до него основные императивы, как то: «не поддаваться на провокации», а при дурном исходе «ждать и быть готовым оказать достойный отпор».

На самом деле император Николай II ориентировался на дипломатию и политический анализ, полагая, что Англия останется верна международным правилам и пунктам договора с Японией. По меньшей мере открыто и беспардонно вмешиваться в войну не станет.

Но, конечно, в большей степени он рассчитывал на две важные встречи и свою политическую игру – продуманную, тонкую, компромиссно-бескомпромиссную. Совершенно ясно, на чём основывающуюся. Романов был уверен, что переиграет оппонентов, лишь немного хмурясь на осторожные замечания Авелана:

– Вы-то, ваше величество, знаете, что Англия в ближайшем будущем поступит так или эдак. Знаете, как поведёт себя Вильгельм. Вопрос: знают ли они сейчас сами, какой линии держаться?

Что было пикантно, те стороны тоже строили хитроумные планы, стремясь к диалогу и, главное, жаждая в личной встрече прояснить обстановку: что же там, чёрт побери, в этой России, у этого Николая-родственничка происходит?

Вильгельм II напрямую засылал предложения (уже третье) о свидании а-ля «великодержавно и величественно, как уже однажды приятно-памятно случилось, когда Мы встретились императорскими яхтами ”Гогенцоллерн” и ”Штандарт” в море Балтии».

Тут надо сказать, что Николай не удержался от ехидного комментария: «…Осенью Балтика не для увеселительных прогулок – стыло и штормит-с нередко».

Второй фигурант политической интриги – король Англии Эдуард VII – через своего посла в Санкт-Петербурге передал записку: «Такого-то числа-месяца намерен прибыть в Копенгаген с полуофициальным родственным визитом», эдаким лукавым намёком, что был бы рад встретить там своего дражайшего племянника. Хитрая жо…