Я уверена, она не должна этого делать, потому что это обязанность клининговой компании. Тем не менее вдвоём мы справляемся быстрее.

— Спасибо, Тоня, — говорит она, перед тем как подняться наверх. — Выключишь тут всё?

— Хорошо, — киваю, протирая столешницу.

Погасив свет в гостиной, заглядываю в гараж.

Скутер Феди стоит на своём месте, а “вольво” Макса нет.

На цыпочках пробираюсь в его спартанскую комнату и тихо прикрываю за собой дверь, стараясь не наделать шума. Здесь никого нет, только тихо работает кондиционер. Взяв из шкафа футболку Немцева, переодеваюсь в неё и забираюсь в его кровать, обнимая подушку, которая пахнет им.

* * *

Приглушённые голоса за дверью будят меня, будто толкнув. Моргая, пытаюсь вспомнить, где нахожусь.

Узкий матрас и узкая маленькая подушка.

— Бедный мой Немцев… — бормочу, не представляя, как он здесь спит.

Как в армии?

У него же, наверное, ноги свисают. А ведь в эту каморку его загнали мы с Адель, не захотев делить одну комнату на двоих.

Мой рыцарь...

Приподнявшись на локтях, всматриваюсь в темноту и шарю рукой по тумбочке, чтобы найти свой телефон. Время на экране — почти три часа ночи. Я два часа проспала. Одна, в Фединой постели.

Где его опять носило?

— Это что, претензия? — слышу приближающийся голос Макса, и он разговаривает на повышенных тонах, отчего моё сердце нервно дёргается. — Я сутки как домой вернулся и в этом месяце больше поездок не планирую.

Слышу шаги, а потом отрывистый вопрос Феди:

— Мы что, тебе не семья?

Не моргая, блокирую телефон.

Эмоции младшего Немцева я чувствую даже через дверь. Его голос грубый и какой-то надломленный. Моё сердце делает в груди кульбит. Сажусь на кровати, подтянув ноги к груди и обхватив их руками.

— Моя семья спит наверху, — жёстко отрезает Макс. — Я думаю, это не новость.

Его ответ почему-то задевает меня сильнее, чем я могла бы представить. И я почему-то не сомневаюсь в том, что для Феди ответ Макса был очень важен. После жёстких слов брата он молчит целую вечность, а потом говорит:

— Ясно. Спасибо, что разрешил пожить.

Повернув ручку, приоткрывает дверь в комнату.

Теперь моё сердце подпрыгивает к горлу.

Он что, уезжает?

— Тебе здесь всегда рады, — удерживает его Макс. — Тебе и Кириллу.

Чувствую себя ужасно. Уверена, этот разговор совершенно не для моих ушей. Или чьих-то ещё.

— Учтём, — бросает Федя, шире открывая дверь, и на пол ложится полоска жёлтого света.

Вижу его жилистый гибкий силуэт в проёме, изнывая от волнения.

— Если что-то понадобится, звони. — Кладёт Макс ему руку на плечо.

Федя отвечает глубоким молчанием и заходит в комнату. Щелчок выключателя, и под потолком вспыхивает свет.

Жмурюсь и сажусь, спуская босые ноги на пол.

— Что случилось? — спрашиваю взволнованно, как только вижу выражение его лица.

Оно напряжённое. Напряжённое настолько, что я сама напрягаюсь в ответ, мгновенно перенимая его настроение.

Резко поворачивает голову, замерев у шкафа.

Он меня не заметил, и это о многом говорит. Он вообще мыслями где-то в другом месте, вижу это. В каком?

Посмотрев на моё лицо, пробегается глазами по моим голым ногам и, отвернувшись, говорит:

— Я уезжаю. Через три часа самолет в Москву.

Горло сдавливает спазм.

Уезжает…

— Ты в Москве живёшь? — задаю самый важный в этом году для себя вопрос.

Подняв руки, достает с верхней полки шкафа кожаную дорожную сумку и швыряет её на стул, говоря:

— Нет. Не в Москве.

— А… где? — спрашиваю тихо, глядя на его опущенный затылок и обтянутые чёрной футболкой плечи, под которой отчетливо проступают мышцы на лопатках.

Молчит, выхватывая немногочисленную одежду из шкафа и как попало забрасывая её в сумку. У него мало вещей, и собирает он все подчистую, будто не собирается сюда возвращаться.

Это пугает меня больше, чем я думала. Я к такому не была готова.

— Федь… — зову, отбрасывая одеяло и вставая.

Повернув голову в профиль, смотрит в тёмное окно, а потом называет город.

— Тот, который на М4? — недоверчиво уточняю я, называя номер международной трассы.

— Да, он.

Молчу, пытаясь понять, плохо это или хорошо.

— Немцев, я в этом городе родилась. — Переминаюсь с ноги на ногу. — У меня там бабушки живут. И дедушка… и Матрица, я тебе про неё рассказывала.

— Давно там была? — серьёзно смотрит на меня через плечо, будто не удивленный ни разу.

Сглотнув, понимаю, к чему он клонит.

Мы там вообще не бываем. Все наши обычно сами приезжают к нам в Москву.

— Два… нет, три года назад.

Кивает, отворачиваясь, будто получил исчерпывающий ответ на свой вопрос.

— Ты… ты в Москве не бываешь?

— Примерно так же, как ты у нас.

— Ты серьезно? — изумляюсь я. — Там же… глухомань. Деревня!

В ответ он возобновляет свои сборы.

— Ты там учишься? — продолжаю допытываться я.

— Вроде того.

— Ты можешь нормально ответить? — взрываюсь, подходя и толкая его в бок.

— Что ответить? — рыкает он в ответ. — Кофе в обед мы с тобой никак не попьём.

— Ты мог бы в Москву перебраться. Кто вообще там будет жить по доброй воле? Там же… даже “Макдональдс” только пару лет назад появился!

И этим всё сказано.

— Думаешь, все хотят жить в Москве? — смотрит он на меня.

— Большинство…

— Значит, я не большинство.

Это я уже и так поняла!

Дышу носом, пытаясь успокоиться.

Кажется, у нас только что произошло столкновение мировоззрений.

Я бы не смогла жить за МКАДом. Никогда. Я с шести лет живу в Москве. И хочу продолжать в ней жить. Даже европейские столицы меня не интересуют. Вся моя жизнь находится в Москве, и мне там всего хватает.

Смотрит в мои глаза, как упрямый баран.

Сложив на груди руки, смотрю на него в ответ.

— Я ведь спрашивала, — говорю обвинительно. — Ещё на прошлой неделе я спросила, откуда ты.

— Ты постоянно что-то спрашиваешь, — уходит он от ответа, избегая смотреть мне в глаза.