* * *

Джесси проснулась на следующий день и обнаружила, что солнце уже стоит высоко и что она снова проспала добрую половину дня. Впрочем, она не так уж возражала, когда увидела, что не одна.

– А что ты читаешь, Кейт? – спросила она и ухитрилась сесть на кровати, потревожив плечо гораздо меньше, чем в предыдущий раз.

– Сонеты мистера Уильяма Шекспира. – Кейт заложила страницу пальцем и прикрыла книгу в кожаном переплете. Ее безумно радовало, что Джесси выглядела уже не в пример лучше. Лицо уже не казалось таким бледным, а глаза искрились. Больше всего Кейт боялась, что может уже не увидеть этот взгляд. – Ты их читала?

– Я слышала о нем, но я не очень-то люблю стихи, предпочитаю прозу. Кейт улыбнулась.

– Каждый раз, когда я читаю какой-нибудь из его сонетов, я нахожу для себя что-то новое и наслаждаюсь, хотя почти все знаю наизусть. Джесси на секунду задумалась:

– Это как все время удивляешься, любуясь закатом, хотя, казалось бы, видел его тысячу раз.

– Да, именно так. – Кейт подняла глаза и посмотрела на Джесси, ее лицо просто дышало нежностью.

На щеках Джесси проступил румянец. Живя в грубом мире ковбоев, она ни разу не встречалась с таким спокойным безмятежным единением душ. Отчего-то дыхание у нее сбилось, но не потому, что что-то нарушилось, а потому, что все было так, как надо.

Кейт крепко сжимала томик стихов, лежавший у нее на коленях, руки у нее дрожали. Джесси понимала ее так, как никто другой. В глазах окружающих она была лишь очередной молодой девушкой, чье будущее было предопределено ее женским полом и социальным статусом. Ее отец позволял ей делать какие-то вещи, которыми другие девушки не занимались, но лишь до определенного предела. Так Кейт могла ходить читать в библиотеку колледжа, но посещать там занятия – уже не дозволялось. Джесси принимала ее такой, какая она есть. Тишина нарастала. Они не отрывали друг от друга глаз, связанные не только тем, что им пришлось пережить вместе, но и одинаковым восприятием, которое сближало их сильнее, чем условности или принадлежность к одному социальному классу.

– Мне лучше уже оттого, что ты рядом, – тихо призналась Джесси.

– Я рада. Мне тоже от этого хорошо.

Джесси покраснела от смущения. Непонятно почему, но от голоса Кейт, такого теплого и проникновенного, у нее свело мышцы в животе. Больше всего Джесси хотелось просто смотреть на девушку, но она постаралась продолжить разговор.

– Чем ты занималась все это время после нашей последней встречи на ярмарке? – спросила она.

Кейт рассказала, как помогала учить детей в школе, и о том, как сделала дюжину снимков учеников. – Могу поспорить, что твои снимки – это нечто.

В голосе Джесси чувствовалась гордость, и Кейт зарделась от этой похвалы.

– Детям понравилось фотографироваться. Теперь некоторые родители хотят, чтобы я сделала и семейные снимки.

– У тебя настоящий талант, – сказала Джесси. – Ты занималась этим, когда жила в Бостоне? Училась на… фотографа? – О нет, – рассмеялась Кейт. – Это… это просто хобби.

– Кажется, это для тебя больше, чем просто хобби, – заметила Джесси. – И какие же тогда планы у тебя были?

– Я… – Кейт нахмурилась, осознав, что ей нечего ответить, потому что она никогда не думала, что может планировать собственное будущее. – У меня не было планов.

– Что ж, мне кажется, что у тебя получится все, чтобы ты не захотела.

Идея планировать собственное будущее оказалась настолько нова для Кейт, что ей было трудно ее осмыслить, но в груди у нее нарастало волнение. – Могу, почему нет. Веки Джесси сомкнулись, но перед тем как провалиться в сон, она успела пробормотать: – Конечно, можешь. Улыбнувшись, Кейт вернулась к книге. Она перечитывала шекспировские сонеты множество раз, но сегодня, по какой-то причине страстная любовная лирика проникала в ее сердце так, как никогда раньше.

Джесси отдернула занавеску на окне и уже в шестой раз за последние шесть минут посмотрела на улицу. Обычно Кейт приходила гораздо раньше, и Джесси начала волноваться. От центра до дома Кейт была всего лишь миля, и вдоль дороги пролегало полно домов, но все-таки она ходила одна. Будь все как обычно, Джесси не чувствовала бы себя как на иголках, однако сегодня она собиралась кое-что сделать, и нервы у нее были на пределе.

– Ты встала и оделась в такую рань? – услышала Джесси за спиной.

Она обернулась. На пороге стояла Мэй. Я хочу вернуться домой, – объявила Джесс, не желая ходить вокруг да около.

– Но Джесс, док сказал, что тебе еще нельзя ездить верхом. – Мэй старалась, чтобы ее голос не дрожал. – А ты чертовски хорошо знаешь, что по возвращении на ранчо первым делом захочется оседлать лошадь.

Джесси прислонилась спиной к окну и что-то поробурчала себе под нос. Ее лицо выглядело сильно похудевшим, но кожа уже приобрела нормальный цвет.

– Мэй, я больше не могу здесь оставаться. Бог его знает, что там без меня творится. Джед – он славный, я знаю. Но это мое ранчо! – Джесси сделала несколько нетерпеливых шагов. Каждый шаг отдавался болью, но сидение в четырех стенах сводило ее с ума. – И я не смогу встать на ноги по-настоящему, пока не окажусь на вольном воздухе, а значит – за пределами города.

– Уже скоро ты сможешь уехать. – Господи, этим ковбоям и слова сказать нельзя! – Если раскроется рана в плече, у тебя могут быть большие неприятности.

– Мэй, клянусь тебе! – Джесси засунула руки в карманы штанов. – Здесь я не чувствую себя здоровой. Вдобавок, ты еще так добра ко мне, что я чувствую себя связанной по рукам и ногам.

Рассмеявшись, Мэй подошла к Джесси и слегка обняла ее за напрягшиеся плечи, стараясь не задеть рану. Ей пришлось подняться на цыпочки, чтобы заглянуть в эти глаза цвета ясного неба, и она чуть-чуть прижалась к Джесс, чтобы не упасть. Улыбаясь в ответ на недоуменное выражение лица подруги, Мэй сказала:

– О, я знаю, ты не останешься в долгу, Монтана. И я понимаю, что ты чувствуешь. За свою жизнь я перевидала много ковбоев и поняла, что лучше не пытаться вас приручить. Но если ты сейчас уедешь, то лучше пообещай, что позаботишься о себе. В гневе я страшна, ты такого еще не видела.

– Я видела тебя в гневе и поверь, не хочу рисковать. У меня же плечо болит, а с головой-то все в порядке! – Джесси подарила Мэй улыбку и слегка обняла ее за талию. – Хочу поблагодарить тебя, Мэй, за все, что ты сделала для меня. Знаю, мое дело было дрянь, и выходит, что я обязана тебе жизнью.

– Мне помогали, – призналась Мэй. Запрокинув голову, она посмотрела Джесс в глаза и тихо сказала: – Если я потеряю тебя, Джесс, то из моей жизни уйдет нечто очень важное и особенное. – Мэй еще больше прижалась к Джесс, обвила ее руками за шею и нежно поцеловала в губы. Поцелуй должен был выйти невинным, но у Мэй вырвался низкий стон от подобной близости тела Джесс. Ее пальцы погрузились в густые волосы на затылке Джесс, и она оказалась предельно близка к тому, чтобы поцеловать эту женщину так, как ей всегда хотелось.