Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером Августа Алексеевна Бурцева приготовила сыну плов из баранины, который всегда нравился ему больше всех блюд. Валерия удивило, что мать накрыла стол в большой комнате.
– Валера, я не знаю, зачем тебе ехать к Кольке в такую даль. Он наркоман, поэтому будет опять просить у тебя денег! Колька с Романом так тебя подвели тогда, что я бы на твоём месте обходила их обоих за версту. Эти твои друзья уже пропащие люди… Зачем они тебе?
– Последний раз посмотрю, что с ним. Больше встречаться с ними не буду, – ответил Валерий, чтобы успокоить мать.
– Где-то обещала зайти соседка сверху, Аннушка, и попробовать плов. Я шутя говорю ей, что неси красного сухого вина, тогда угощу. Она согласилась, – при этих словах Августа Алексеевна старалась не смотреть на сына. Валерий знал, что мать опять пытается навязать ему одинокую соседку, которая была младше Валерия на три года и работала в школе учителем математики. Анна уже побывала однажды замужем, но прожила в браке меньше года и ушла от мужа, потому что застала его с другой женщиной. Мать считала Анну очень достойной женщиной, которая точно необходима Валерию. А Валерий не жаловал избранницу матери, потому что она казалась ему без «перчинки». Подобных женщин часто встретишь в школах, в библиотеках и в залах картинных галерей в качестве смотрительниц за посетителями.
– Мама, я не смогу долго сидеть с вами. Мне завтра рано на поезд, – сказал Валерий, не одобряя скрытого сватовства матери.
– Долго никто и не станет сидеть! – чуть обидевшись, ответила мать. Раздался звонок в дверь. Мать с довольным видом побежала открывать, желая, чтобы сын и соседка встретились за столом.
– Валера, к нам гостья со своим вином! Встречай! А у нас, Аннушка, как раз мужчина за столом оказался! Значит, есть кому открыть бутылку и разлить вино! – объявила лукаво мать, как будто это не было ей и Аннушкой задумано загодя. Бурцев почти был уверен, что мать подмигнула гостье во время громкого объявления в прихожей. Валерий решил не расстраивать мать и не противиться театру двух женщин. Аннушка вошла в зал с вином в руках. Лёгкий румянец на щеках выдавал её волнение, а укорочённая светлая обтягивающая юбка в сочетании с чёрными колготками подчёркивала приятно полноватые, но всегда желанные для Валерия женские формы.
– Здравствуйте! – произнесла женщина с ярко накрашенными губами. Валерий вышел из-за стола и взял из её рук бутылку сухого крымского вина.
– Здравствуй, Аня! – ответил буднично Бурцев на «ты» и предложил гостье садиться рядом, а сам тем временем пошёл с бутылкой на кухню за штопором. Валерий нисколько не волновался перед Анной, потому что чувствовал своё превосходство над ней. Это чувство даётся мужчине немедленно, как только он впервые видит женщину. Валерий давно знал Аннушку, но на близость с ней никогда не находил времени, потому что был уверен, что эта женщина будет принадлежать ему в любое время, если он этого пожелает. Из кухни Валерий слышал, что женщины еле слышно переговариваются, и когда он направился обратно в зал, – они вдруг громко заговорили о погоде.
– Просто удивительная жара нынче! – произнесла хозяйка. – Валерий решил в жару уйти в отпуск. В машине ездить невозможно.
– У нас всегда отпуск летом, поэтому нам, учителям, страдать от жары на работе не приходится, – включилась в разговор Аннушка. Валерий поставил перед всеми бокалы и начал разливать вино.
– Аннушка, сейчас положу тебе плов и ты скажешь, как получилось моё блюдо. В этот раз я долго держала маленький казан на газу, пока вся вода не выпарилась. Моркови положила больше, чем обычно, поэтому цвет риса получился золотистым.
Как только мать ушла, Валерий спросил:
– Во время отпуска куда-нибудь поедешь или дома останешься?
– Могла бы на Чёрное море съездить на неделю, но одна не хочу.
– А со мной бы поехала? – зачем-то спросил Валерий, нисколько не опасаясь получить отказ.
– С вами бы поехала, да вы не захотите, – грустно произнесла Аннушка. Из кухни вышла мать с большой тарелкой полной плова.
– Августа Алексеевна, куда вы столько много мне наложили?! Я не съем! – сказала Аннушка явно для Валерия, хотя он был уверен, что такие широкозадые женщины любят поесть, но стесняются показывать хороший аппетит.
– Поправляйся! – сказал иронично Валерий и взял бокал в руку. – За что выпьем?
– Как за что? За твой отпуск! – сказала мать и подняла бокал, наполненный вином на три четверти. Все трое чокнулись звонким хрусталём. Мать сделала так, что молодые последними между собой сомкнули бокалы. Все отпили немного вина и начали есть.
– Плов – настоящий! – сказала Аннушка, желая похвалить хозяйку.
– Да! Как тебе в этот раз удалось не переварить рис? – спросил сын у матери.
– Не уходила далеко от плиты, чтобы не просмотреть нужную кондицию, – сказала довольная Августа Алексеевна оттого, что молодым понравилось её кушанье.
– Сегодня соседка по лестничной площадке, тётя Маша, отдала мне талоны на водку. Говорит, что у неё пить некому – муж умер именно от неё родимой в прошлом году, – вдруг сказала Аннушка, обращаясь к матери Валерия. – Мне они не нужны. Я водку не пью. – Она явно это сказала для Бурцева, потому что была наслышана, что таксисты ночью торгуют водкой.
– Отдай мне, – сказал Валерий, слегка захмелев. Он понял, что таким образом Аннушка приглашает его после ужина подняться к ней за талонами.
– Я с собой не взяла. Поднимитесь – я вам их отдам, – продолжала на «вы» обращаться к Бурцеву Аннушка, чуть краснея потому, что её план по заманиванию парня, так легко осуществляется.
– Удивительно! Куда скатываемся с этой антиалкогольной кампанией?! – сказала Августа Алексеевна, мысленно одобряя находчивость Аннушки. – Горбачев всё-таки заболтает страну до ручки. Он и своих бездельников боится напугать, которые, как он сам, всю жизнь у кормушки на пайках просидели, и понимает, что перемены нужны. Не меньше он боится и того, что все с такой силой может повалиться и рухнуть, что никому не удастся убежать. Если ты осознаешь, что не могут в нормальной стране парикмахерские, бани и прачечные быть государственными, то не болтай, а продай или раздай все людям. Надо, как Сталин, силой и кровью продвигать свою идею, если считаешь её верной. Отобрать частную собственность было трудно, потому что весь мир за это на нас ополчился, а вернуть её людям – намного легче. Этот самый мир будет только аплодировать тебе. По крайней мере, убежать от домашних мракобесов будет куда, если что не получится. Люди перестали всего бояться. Работать никто не хочет. Все только думают о водке, о самогоне, о браге, поэтому не только сахар пропал в магазинах, но и дешёвая карамель в «подушечках» исчезла, – завершила свою тираду Августа Алексеевна, родившаяся в интеллигентной семье, в которой отец сидел в сталинских лагерях за необдуманное помещение портрета Сталина в туалет на время ремонта в конторе.
– Пить стали, по-моему, ещё больше, чем прежде! Наркоманов развелось – тьма тьмущая! В соседнем подъезде чуть не сгорела одна квартира! Там варили наркотики, и какая-то горючая жидкость попала на открытую спираль электроплитки. Все вспыхнуло. Еле погасили. В подъезде гарью до сих пор воняет, – поведала Аннушка. Она раскраснелась от вина и горячего плова. Валерий прижался коленом к её бедру, но Аннушка не убрала свою ногу, а напротив, как показалось Бурцеву, сделала встречное движение. Теперь они касались под столом ног друг друга и без сомнения желали близости. Валерий вышел в свою комнату приготовить одежду, деньги, паспорт и билет на утро. Женщины ещё долго говорили между собой. Аннушка рассказывала о школе и о том, что мало платят, о том, что молодые учителя бегут на производство и не хотят по двенадцать часов сидеть в школе за копейки, мучаясь с непослушными детушками. Однако
