– Ну вот, уже и Артур появился в твоих грезах! Признавайся, трахалась во сне с братцем? Ишь глаза совсем ошалелые!

Я услышала голос Вити и посмотрела на будильник: время вставать. Проспала пиликанье, а Витя встал и успел даже одеться: свежий, как огурчик!

Поскольку я не ответила на грубую шутку, ему вообще-то несвойственную, Витя перешел к серьезным расспросам:

– Так где ты Артура отыскала? Я спросонья не очень разобрал. И почему в такую рань будильник трезвонил?

Я повторила новость про вытрезвитель и сказала, что надо поторопиться, сначала поедем вызволять Артура, а потом мне надо на работу.

Говоря это, я продолжала вспоминать сон. В голову услужливо лезло юнгианское толкование – какой психолог незнаком с ним: море, вода – это твои неосознанные чувства и стремление к сексу. И откровенно подсмеивался основоположник анализа Фрейд: корабль – вагина, а стержни – хи-хи – сама знаешь что.

Хотя не так уж смешно все это. Сон обнажил правду: Артур опять вторгся в мою душу. Но и Витя уже стал для меня родным человеком, они оба мне дороги, о каждом сердце щемит.

Однако предаваться лирическим размышлениям времени не было. Мы с Витей быстро выпили по чашке растворимого кофе, вышли из дому в предрассветную прохладу и, сев в мой «лимончик», поехали выручать Артура.

Ехать предстояло на незнакомую окраину. Пока я, изредка сверяясь с дорожным атласом, плутала по каким-то проездам, Витя, оттягивая ремень безопасности на груди, рассказывал, как Артур превратился в босяка-маргинала.

Артур появился в Москве, когда в Питере хоронили бабушку. Витя вспомнил, как бабушка перед смертью приняла его за Артура: вот оно, мистическое предчувствие умирающего. Артур в родительский дом явился не сразу: боялся взволновать стариков неожиданным воскрешением, ведь за годы его отсутствия семья свыклась с горестным фактом его смерти. Также он хотел устроиться на работу, чтобы предстать перед родителями в достойном виде.

Но найти работу оказалось нелегко, в кризис и более успешные люди оказались на улице. А у Артура не было ни опыта, ни специальности, ни полезных знакомств. Давала знать себя и его контузия, и пребывание в плену. У него нарушилась речь, серьезно пострадала нервная система: Артур легко закипал и раздражался. Но самым скверным оказалось то, что у него не было должных документов. В зарубежном посольстве ему оформили справку, помогли вернуться на родину. Но в милиции не торопились выдать по справке паспорт, гоняли по инстанциям. А без паспорта на работу не принимали.

– И на что же он жил, бедняга? – Мне снова пришлось развернуть машину, поскольку передо мной возник забор, отсутствующий на карте.

– Вот ты уже и жалеешь его! – дернул головой Витя. – Конечно, положение у него оказалось не из простых, но он мог бы на стройку приткнуться или в грузчики на рынок, так нет! Предпочел в нищие податься!

– А паспорт он до сих пор и не получил?

– Документы выправил, когда пришел-таки к родителям. И паспорт, и прописку, и даже школьный аттестат восстановили по запросу. Спасибо, старый друг отца, работающий в органах, помог.

– Не лучшее время он выбрал для возвращения домой! Кажется, нам сюда.

Я завернула направо и остановилась перед невзрачным двухэтажным домом с решетками на окнах. Витя, расстегнув ремень, блаженно потянулся, выпятив и без того заметный живот. Ответил мне со вздохом:

– А на Западе Артур кому нужен в своем состоянии? Он держался там на подачках от благотворительных обществ. Это разве жизнь?

– А попрошайничать в переходах метро лучше?

– Отец с мамой могли бы его прокормить, пока он не нашел работу. Я бы подкинул чуток, но он гордый, видите ли, не хочет на родительской шее сидеть, прибился к попрошайкам. Оттого, кстати, и в нормальный вид себя не приводит: прохожие видят седые лохмы, думают: старик, особенно когда он в три погибели согнется.

– А поседел он там, на войне? – Нам следовало поторопиться, но я продолжала расспросы.

– На войне. И поседел, и погрубел. Такие вещи рассказывал, не для женского уха. А прежде таким был красавцем джентльменом, куда мне до него.

Я осталась в машине, а Витя пошел в вытрезвитель, чтобы оплатить услуги за пребывание там Артура.

Артур вышел из здания еще более помятый, чем был вчера на вокзале, хмуро кивнул мне и сел на заднее сиденье, Витя устроился рядом с братом. Артур не оправдывался, не распинался о своем приключении, но салон машины наполнился таким въедливым запахом перегара, что объяснений не требовалось – кондиционер не справлялся с очисткой воздуха. Однако я мужественно вытерпела этот кошмар, довезя братьев до ближайшего метро, а сама поехала на работу.

Вновь все вместе мы собрались вечером, дома за прощальным ужином. Через два часа Артур уезжал в Москву. Выпив, Артур разговорился. Он бурно возмущался тем, что накануне, на кладбище, хитроватые бабули подсунули ему с приятелем бутылек самопальной водки. В ней он видел причину своей отключки, а не в количестве выпитого.

Галя поддакивала ему, сочувствовала и предлагала гостю и нам закуски:

– Ешьте маринованные огурчики! И заливное мясо, и селедку под шубой! Все свежее, только сегодня купила.

Выпили мы понемногу, внимательно следя за Артуром, чтобы его не развезло, а то в поезд будет не посадить.

Обсуждали финансовые вопросы. Гадали, когда Витя получит в издательстве аванс, а мне дадут надбавку. Прикидывали, как мы сможем помочь Артуру, чтобы он прекратил попрошайничать на улице. Артур молча слушал, попыхивая сигаретой, даже кивал, будто соглашаясь с нами. И вдруг, вмяв окурок в пепельницу, резко встал:

– Д-думаю, дискуссию фонда благотворительности пора закрывать! Зря вы обо мне б-беспо-коитесь. Д-деньги от вас мне не п-потребуются. Однако ж т-терпеть мое присутствие п-придется. Через пару недель я снова п-приеду в Питер, и думаю, что надолго. Обосноваться на первых порах мне п-придется в этой квартирке, д-другой возможности пока не вижу. Но меня к-коечка в коридоре, где я ночку провел, вполне устроит. Так вот: н-нахлебником я у вас не буду, с работой определился. Берут в бригаду на к-кладби-ще. Представьте, старого кореша по с-спортив-ной секции встретил! Я его первым приметил, а потом и он меня п-признал. Так что зарабатывать буду как б-белый человек, только черным налом!

– А кем вы там будете работать? – спросила недогадливая Галя, выпучив рыбьи глаза.

– Директором к-кладбища, кем же еще! – поддразнил ее Артур.

– Неожиданный кульбит! – озадачился новостью Витя. – Родители в Москве снова одни останутся. Только-только сына обрели...

– Родителям, сами п-понимаете, от меня лишь одно беспокойство было. Мать слезы ручьем лила, г-глядя на мои седые лохмы, все уговаривала п-подстричься и п-побриться. Но мне для работы надо б-было вид отшельника иметь. А порадую-ка я ее, братцы, хоть немного! Долли, т-тащи ножницы, отсечешь мне космы. А в Москве я уж и в п-парикмахерскую схожу. Мне дружок с к-кладбища сказал, что п-придется себя в чистоте и аккуратном виде содержать, тогда и к-клиенты б-больше платить будут.